Советское – Лучшее! - Алекс Бертран Громов
1 июня 1929 года в СССР был объявлен библиотечный поход, который должен был привлечь в библиотеки новых читателей – из крестьян, рабочих и молодежи.
Юрий Олеша
Одну из главных романтических сказок о революции написал Юрий Олеша. Он родился в 1899 году в Елисаветграде (ныне – Кировоград). В 1902 году его родители переселились в Одессу. Когда Юрий учился в гимназии, он начал писать стихи. В 1917 году он поступил в Одесский университет на юридический факультет, но литературных занятий не оставил, а вскоре вместе с Валентином Катаевым, Эдуардом Багрицким и Ильей Ильфом создал творческое объединение «Коллектив поэтов». В 1922 году Юрий Олеша перебрался в Москву, где начал публиковать в газете «Гудок» свои фельетоны и статьи. В 1924 году Олеша написал первое крупное произведение – преисполненный восторженно-революционного настроения роман-сказку «Три толстяка».
Последующие произведения, например роман «Зависть», несли уже печать разочарования в революционной романтике и жизни преобразованного общества. Олеша редко публиковался, но тем не менее числился советским классиком.
Знаменитый автор «Конармии» Исаак Бабель был уроженцем Одессы. Он получил неплохое образование и ради его продолжения уехал в столицу, где впоследствии и начал заниматься литературой. После публикации первых рассказов на Бабеля завели дело по обвинению в порнографии, но суд не состоялся: помешала Февральская революция.
Бабель был чекистом, сотрудником Наркомпроса, журналистом. В качестве военного корреспондента в 1920 году присоединился к Первой конной армии Буденного. На основе дневников того периода был написан цикл рассказов «Конармия». Буденный обиделся, а Горький эти рассказы хвалил. К числу известнейших произведений Бабеля относятся также «Одесские рассказы».
Оформление книг, иллюстрации в них тоже были подвластны тем же течениям, что и само содержание литературных произведений, равно как и другие направления искусства. Владимир Кричевский в исследовании «1933–37: проблески “формализма” в оформлении советской книги» подробно рассказывает о том, как это происходило: «К тому времени в оформлении книги (их издавалось рекордно много) сошлись все стили и мастера, традиционалисты и модернисты». Обращаясь к 30-м годам прошлого века, Кричевский отмечает, что «те годы зажаты между двумя по-разному тяжелыми датами: 23 апреля 1932 года с его постановлением «О перестройке литературно-художественных организаций» и печально памятным 1937 годом. Мрачное и блистательное одновременно, это пятилетие не нашло достойного и сколь-нибудь конкретного отражения в русской литературе по графике. Всем тридцатым молчаливо приписана графическая бесплодность и даже художественная ущербность. Такое представление неверно, но, к сожалению, укоренилось».
К 1938 году в стране соцреализм в иллюстрировании возобладал и в ходе борьбы с формализмом к работам художников-иллюстраторов и оформителей предписывался ряд требований, в том числе, что все должно быть просто, понятно, правдиво, партийно. Кричевский так описывает не обойденную вниманием профессионального художника типовую книгу середины 30-х годов: «одинокая обложка, теперь уже менее агрессивная, не исчезла, но была решительно оттеснена переплетом с тянущимися за ним прелестями книжного ордера: запечатанный форзац – титул – заставка – буквица – концовка. Широко распространились “художественные” суперобложки. Они хранили память о простой обложке, оттеняли переплетную сдержанность, если не сухость. Тканевые текстуры, “благородные” неяркие тона, все те же ордерские прелести… В оформлении возобладало то, что в глазах издателей, художников и художников пера связывалось с хорошим вкусом, некой универсальной художественностью и просто материальной добротностью…»
Поскольку изначально искусство революции было искусством улиц, призванным оформлять демонстрации и манифестации, митинги и массовые собрания, и, как следствие этого, тема революционного праздника была актуальной в искусстве первой половины 1920-х годов, но при этом прямые изображения революционного праздника встречались не так уж часто. По мнению искусствоведа Андрея Епишина (А. Епишин. Преображая мир в кровавом мятеже…Русская живопись революционной эпохи), «наибольший интерес вызывают революционные праздники на полотнах Бориса Кустодиева, который, будучи в числе мастеров старого поколения, принявших революцию, сумел соединить романтические идеалы нового искусства с русской живописной традицией, отчасти не пренебрегая и тем новым, что нес для него модернизм. Послереволюционное творчество Кустодиева сочетало в себе разнообразие направлений и заинтересованность в различных жанрах».
В ходе проведенного летом 1946 года анкетирования челябинских выпускников было выяснено, что половина из опрошенных (80 человек) считает лучшим досугом чтение, треть анкетируемых посвящала досуг спорту, и лишь немногие – уделяли внимание музыке и живописи. Список любимых писателей бывших челябинских школьников оказался невелик: А.М. Горький, Л.Н. Толстой, А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, М.А. Шолохов, В.В. Маяковский, А.А. Фадеев, Н.А. Островский. Никто из зарубежных писателей, поэтов и драматургов так и не был назван. Как и многие отечественные писатели и поэты, о которых в то время в советской школе учителя не рассказывали.
В ответах на вопрос о любимом литературном герое тоже в общем не было неожиданностей: 15 % опрошенных назвали Павла Корчагина, после него – Андрея Болконского, Татьяну Ларину, Павла Власова, Наташу Ростову. Правда, некоторые школьники отдали предпочтение героям, которые, с точки зрения советской педагогики, никак не могли служить примером для подражания, а следовательно, и быть причисленными к категории «любимых героев» (Платон Каратаев, Остап Бендер, Нехлюдов, Печорин).
Е.Ю. Зубкова. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945–1953
Фрунзе о литературе и в ней
Заметную роль на заре становления новой советской литературы сыграл Михаил Фрунзе. Эта фигура в советской истории во многом уникальная – герой революционной борьбы, полководец Гражданской войны, создатель Красной армии. При этом Фрунзе единственный из всех деятелей той эпохи аналогичного уровня не оказался ни жертвой, ни организатором репрессий.
Борис Пильняк
Фрунзе, став заместителем руководителя Реввоенсовета, должен был заниматься не только военными вопросами, но и контролем за идеологическим наполнением проблемы воспитания воинов РККА. Именно поэтому во время предложенной Фрунзе дискуссии по вопросам военной доктрины, проходившей на заседании военных делегатов XI съезда РКП(б), победил классовый подход к будущей советской военной стратегии. Сам военачальник сформулировал это так: «…армия будет драться не за интересы нации, взятой в целом, а за то, чтобы …обеспечить завоевания нашей революции».
3 марта 1925 года на собрании комиссии, которая должна была определить, как большевикам относиться к пролетарским писателям, Фрунзе, похваливший молодого Леонида Леонова («Очень крупный растущий писатель. Ему тоже надо учиться, он растет, но если
