Эдуард Маципуло - Обогнувшие Ливию
В жизни Астарта было больше печальных разлук, чем радостных встреч. Намного больше. Вот и теперь он прощается со своим прошлым, продираясь сквозь джунгли противоречивых чувств. Люди пили, ели, горланили песни. Хананеи перед тем, как взойти на корабль, подходили к Астарту, дарили что-нибудь на память и крепко, по-мужски, обнимали безумца. Для них он — воплощение твердости и безумия. Астарт с трудом сдерживал себя, чтобы не броситься к трапу. Он даже сделал шаг вперед, но одумался и продолжал, как во сне, обнимать, говорить, не совсем соображая, кого обнимает и что говорит.
«Отплывайте скорей! Прекратите эту пытку!» Но мореходы все подходили и подходили. Агенор что-то говорил, но его слова бесследно уносились куда-то прочь. Эред плакал, не стесняясь, и слезинки блестели в его русой нехананейской бороде. Лица, лица, лица хмурые, радостные, печальные, открытые, дружелюбные, милые, бородатые лица. Какая страшная пытка — эти лица!
Бирема Агенора отчалила первой: то был приказ адмирала, не совсем понятный друзьям Астарта, хотя смысл в этом был. Агенор должен был разведать фарватер среди песчаных и илистых наносов устья Великой реки зинджей.
«Нет, я бы не остался, даже зная истину истин, — размышлял Ахтой, вглядываясь в удаляющуюся фигуру друга, стоявшего у самой воды, — только фенеху, порождение странствующего морского племени, способен найти смысл в проживании среди дикарей, только фенеху может с легкостью оторваться от высокой культуры, обманувшись изменчивыми прелестями первобытной жизни, только фенеху может покинуть свой народ, свою родину, только фенеху может выжить, покинув все, выжить в одиночестве. Да, он здесь будет в одиночестве. Подобных себе можно найти лишь там, в мире жрецов и царей, где и зло и добро так изощренны. Только там высокие помыслы вырастают в бунт: высокая культура оттачивает чувства и мысли. Здесь же все по-другому: и зло примитивно, и добро прямолинейно, как в среде отроков, только вступающих в жизнь. Астарт мой, мужественный друг, ты человек чувства, и чувство твое на этот раз подвело тебя, ты похоронил себя в Ливии. Мне жаль расставаться с тобой, вдвойне жаль сознавать твою ошибку. Но ты и прощаясь толкаешь меня на путь истины: теперь я, как никогда, вижу преимущества разума перед чувством. Чувства в своем бунтарском порыве опережают разум, но разум и только разум способен постепенно и безошибочно постичь все тайны бытия. Нам, мудрецам и философам, не хватает чувства, его убила тишина жреческих келий, вскормившая нас. Вам, бунтарям, не хватает осмысленного подхода к явлениям жизни, умозаключения ваши стихийны и часто ошибочны. Нужно быть титаном чувств, чтобы одним чувством заменить знания и разум. И не нужно быть титаном разума, чтобы, постепенно распутывая противоречия жизни, рано или поздно прийти к истине истин. Спасибо, Астарт, за щедрость твоей души. Ты сократил, не ведая того, многие годы моих исканий. Как бы я хотел, чтоб мой разум помог твоему чувству!.. Но не суждено… Прощай…» Астарт очнулся. Мореходы оставшихся кораблей вязали подвыпивших ливийцев и тащили их в трюмы.
— Что вы делаете? — закричал он.
Скорпион ухмыльнулся и посоветовал не мешать: то был приказ адмирала.
— Альбатрос! — Астарт подбежал к трапу. Старый адмирал стоял у борта и следил за погрузкой живого груза.
— Астарт, — сказал он, — видишь, теперь невозможно здесь остаться. Зинджи тебя живьем съедят. Все их лучшие парни у нас в трюмах. Если боги сжалятся и кто-нибудь из них выживет после весел, то в Египте продадим их за хорошую цену.
— Опомнись, старик!
— Эй, Скорпион, и кто там еще? Свяжите Астарта и бросьте в трюм. Потом он нам скажет спасибо. И девку его захватите, чтоб не печалился. Видишь, парень, я добр и люблю тебя.
Астарта связали, как он ни отбивался, и втащили на палубу. Но вдруг появился Ораз. Он рывком поднял с голых досок тирянина и ударом кинжала рассек путы.
— Ты мой враг, — сказал он, — но ты смел. Ты свободен.
Ухмыляющийся Нос и хмурый Скорпион тащили вырывающуюся, кричавшую Мбиту. Астарт вырос у них на пути, и оба хананея благоразумно исчезли.
Девушка прижалась к Астарту, горько рыдая.
Корабли отчалили, шевеля ножками-веслами, оставив после себя слезы и крики ненависти ливийцев. Астарту никто не помышлял мстить. Племя пастухов приняло его как своего, которого едва не увезли насильно.
Добрые, неискушенные в пиратстве и разбое хананеев пастухи искренне оплакивали свое несчастье: самые молодые и сильные мужчины, опора племени, были навсегда потеряны. Братья Мбиты тоже оказались на палубе Альбатроса.
Так неожиданно Астарт оказался главой чернокожего семейства.
ГЛАВА 50
Один
…Вслед за тоской пришла лихорадка. Астарт лежал на спине в грубой, выдолбленной из древесного ствола лодке и смотрел на дырявый грязный парус, наспех скроенный из его собственной туники. Когда нос долбленки зарывался в ил или в тростниковые заросли, он со стоном брался за весло. Потом лодка вновь неслась против течения с закрепленным рулем, чтобы через какое-то время опять врезаться в противоположный берег… и так, пока дул ветер с океана.
Боль в спине, костях, голове… о боги!.. но хуже всего — память, светлая яркая память на все, что нужно забыть. Нет, нет, нет! Только не Ларит, только не та штормовая ночь… Лучше Мбита… Пусть ее блестящие страдальческие глаза жгут укором, немым криком… А все-таки он дал ей счастье, хоть короткое, мимолетное, но счастье…
Берег приближался размытыми, словно во время дождя, очертаниями голых ветвей. Голые ветви, голые ветви… Почему голые? Ах да: сухой период, ливийская зима, а там сейчас лето…
Астарт дрожащей рукой отвязал рукоять кормового весла и направил лодку к середине реки. Потом упал прямо на разбросанные по дну вещи, не в силах отодвинуть их в сторону. Усилием воли представил себе лицо Мбиты, каким оно было в тот счастливый момент. Она улыбалась. Вокруг — примятые травы, утро, песни птиц и звон цикад. Несколько коршунов плавно кружили в поднебесье, не боясь обжечься о солнце. По прямой, как мачта, былинке ползла оранжевая гусеница. Крохотный паук повис на серебряной нити… И еще Астарт подарил ей свою серьгу кормчего, что привело девушку в восторг…
Лодка вдруг подскочила, едва не перевернувшись, затем закрутилась на месте, подгоняемая неуклюжими толчками. Громко хлопнул парус. Астарт услышал нечто похожее на хрюканье. Он приподнялся на локте: серые упитанные туши плескались в прозрачной воде, и брызги разлетались далеко вокруг.
Стадо бегемотов отстало.
Что потом? Ах да, столица «леопардов»…
