Сергей Бузинин - Последняя песнь Акелы-3
— А почему вы не хотите нас отпустить? — игнорируя сочувственный взгляд траппера, робко поинтересовалась Полина и прижалась щекой к подрагивающей Фее.
— Почему? — проповедник задумчиво потер щепотью подбородок, флегматично пожал плечами и с оттяжкой врезал подзатыльник одному из своих клевретов, не вовремя потянувшемуся к золоту. — С одной стороны, вас можно было бы и отпустить. Сокровища — мои… — он настороженно стрельнул глазами влево и вправо и поправился, — наши. Да и добра здесь на десять жизней хватит…. Но есть одно НО! — проповедник без особой на то необходимости сдвинул револьверную кобуру на бок и назидательно поднял палец вверх. — Никто не гарантирует, что завтра вы не вернетесь во главе сотни-другой друзей-приятелей или просто проходимцев. Сокровищ много, это да! Но когда много делят на сто, а то и двести, его становится ощутимо меньше. А меня такой расклад совершенно не устраивает. Так что, — он снисходительно, почти по-отечески улыбнулся расстроенной девушке, — смиритесь с непреложным. И не бойтесь, мы вас не больно убьем. Чик, и вы на небесах….
— А может быть, — Полина, стараясь не коситься на направленное на нее оружие, осторожно шагнула к португальцу, — мы найдем способ остаться довольными друг другом и разойтись миром? — девушка расстегнула две верхние пуговицы куртки и демонстративно блеснула треугольником белой кожи внутри импровизированного декольте. — Скажем, — она чарующе улыбнулась проповеднику и снова шагнула вперед, — моя лояльность в обмен на вашу…
Дон Педро победоносно покосился на презрительно скривившегося Пелевина и сально подмигнул девушке:
— Ну если лояльность и покорность будут полны и всеобъемлющи, то почему бы и нет… Вот только одно условие, — он вновь покосился на Пелевина, — вы продемонстрируете свою добрую волю здесь и сейчас!
— А-а-а… как же эти? — Полина обвела испуганным взглядом охранников радостно скалящихся в предчувствии скорой забавы. — Я так не могу, чтоб на меня смотрели…
— Они отвернутся, — дон Педро резким шепотом отдал ряд распоряжений по-португальски и, дождавшись пока все присутствующие исполнят приказ, повернулся к девушке. — Все, кроме меня, закроют глаза, пока вы будете разоблачаться…
— Я буду вам признательна, — Полина подошла почти вплотную и, закрывая проповеднику веки, ласково провела ладошкой по его лицу. — Очень признательна.
Дон Педро счастливо улыбнулся и тут же поморщился с раздраженным недоумением: что-то железное больно царапнуло его по губам. Проповедник раскрыл глаза и поперхнулся от страха и удивления: стволы двуствольного карманного «дерринджера» не отличаются гигантскими размерами, но только до того момента, пока не смотрят прямо в лоб.
— А теперь открывай пасть пошире, ублюдок, — яростно прошипела Полина, тыча стволом пистолета в лицо португальцу. — Ну, примерно так, — удовлетворенно кивнула она, впихнув «Дерринджер» в рот дона Педро и вынув «Ле Матт» из его кобуры.
С усилием взведя тугой курок, девушка ободряюще подмигнула Пелевину, направила ствол трофейного револьвера на охранника и воркующим тоном произнесла по-русски:
— Лёша! Падай!
Едва траппер плашмя рухнул на пол, девушка без тени сомнений выжала тугой спуск, и тяжелая мельхиоровая пуля срубила бандита, словно умелый дровосек молоденькую акацию. Его горилообразный приятель с самым решительным видом развернулся на грохот выстрела, вскинул стволы дробовика и даже успел спустить курки чтоб разнести дуплетом каменную завитушку на потолке: Алексей, заметив, что громила в красной рубахе начинает разворот, не поднимаясь с пола, крутнулся юлой и, валя иберийца на камни, с силой врубил тому по ногам. Не оставляя противнику шанса подняться, траппер саданул каблуком сверху вниз по диафрагме громилы, перекатился к агонизирующему трупу охранника и, подхватив с пола липкий от крови револьвер, трижды грохнул по закутку, где укрылись Рамирес, Имбулу и прочие клевреты. По-видимому, удачно: из закутка донеслись проклятия, чей-то истошно-панический визг и пара заполошных выстрелов.
— Поля! — Алексей вновь перекатился к задыхающемуся от боли громиле и с оттягом врезал локтем тому под дых, — укройся за камнями и следи за тем углом.
Девушка, скорчив страдальческую рожицу, замахнулась рукоятью револьвера на дона Педро, но бить не стала — в ожидании удара тот втянул голову в плечи, превратившись в сиротливого гномика. Глядя на скукоженную фигурку португальца, Полина с чувством сплюнула и решительно навела револьвер на дальний угол. Кто бы там не прятался, мыши или португальцы, им не поздоровиться.
Мельком взглянув на эту пантомиму, охотник ухмыльнулся, подтянул к себе винтовку и, вскинув карабин одной рукой, словно пистолет, выпалил по укрытию бандитов. В ответ кто-то выставил из-за угла револьвер и пару раз шмальнул вслепую. Слава Богу, безрезультатно.
Раздраженно кривясь от противного визга рикошетов, Полина вскинула «Ле Матт» и трижды бахнула по невидимому стрелку. Она бы и четвертый раз пальнула, но палец, измученный тугим спуском, вдруг скривился, объявил забастовку и, призывая передохнуть, нудно заныл. Благо, противники проявлять активность тоже не торопились.
Воспользовавшись кратковременным затишьем, дон Педро скорчил выразительную гримасу и, безмолвно призывая Полину срочно найти укрытие, бешено завращал глазами. Девушка окинула быстрым взглядом доступное пространство, немного подумала и, прислушавшись к голосу разума и мычанию проповедника, отступила за саркофаг. Дон Педро попробовал было упереться и смыться, но впившийся в нёбо ствол «дерринджера» мгновенно разъяснил мятежнику, что подобное поведение опасно для жизни.
Алексей тоже не терял времени даром: ломая ногти о металлическую пряжку, содрал с мертвеца патронташ, перезарядил револьвер и, переместившись ползком вплотную к громиле, приставил нож к его горлу.
— В общем, так, милейший, — с фальшивой любезностью прохрипел Пелевин, ласково щекоча здоровяка клинком по горлу. — Сейчас ты быстро, четко и правдиво разъяснишь, как у меня за спиной оказался. Будешь говорить, — охотник плашмя припечатал лезвие ножа к щеке гориллы, — будешь жить. Не будешь говорить, — Алексей молниеносно переместил клинок к паху пленника, — тоже будешь жить. — Пресекая облегченный вздох громилы, траппер одним движением распорол пояс на брюках иберийца, — но без яиц.
— Там, — здоровяк покосился на приставленный к паху клинок, испуганно икнул, осторожно приподняв руку и, ткнув пальцем в стену, залепетал:
— Там ниша, за ней стенка, в стенке рычаг, за рычагом — ход.
