Иван Любенко - Тайна персидского обоза
Родственники тоже не скучали и весело проводили время за круглыми столиками Cafe. Вот и сейчас, не обращая внимания на мелкий дождик, Глафира ждала появления Савраскина, а Варенцов с актрисой Ивановской отправились любоваться местными красотами. Вернувшийся с прогулки Шахманский рассказывал семейной чете Катарских свежие анекдоты далеко не пуританского содержания из последнего номера журнала «Тайны жизни». Альбина Леонидовна заразительно хохотала, а отставной гражданский генерал покрывался стыдливыми пунцовыми пятнами. Тем временем два пехотных офицера за соседним столиком с интересом разглядывали смешливую привлекательную даму, совершенно не удостаивая вниманием ее престарелого мужа.
Скоро в компании Ивановской и Варенцова появился Савраскин. Размахивая газетой, он о чем-то оживленно беседовал с Изабеллой Юрьевной. Аполлинарий Никанорович шел рядом и тихо посмеивался.
Глафира окатила Ивановскую ревнивым, негодующим взглядом, но тут же мысленно успокоила себя, рассудив, что прокуренная табаком нищая актриска, давно разменявшая четвертый десяток, вряд ли может составить ей конкуренцию.
— Ах, Глаша, ты только посмотри, — репортер повесил на спинку стула зонт и раскрыл газету. Увидев, что на него обращают внимание, он приосанился и, придав лицу некоторую вальяжность, начал громко читать:
«Извозчик-мститель!
Вчера в 12 часов дня на углу Александровской и Театральной улиц многочисленные прохожие явились свидетелями не совсем обычного происшествия: вопреки установившейся печальной традиции не автомобиль налетел на извозчика, а извозчик на автомобиль, который поворачивал с Александровской на Театральную улицу. Удар лихого возницы был настолько силен, что в моторном экипаже вдребезги разлетелись стекла и были повреждены шины. Извозчик отделался легким испугом: он сам и его пролетка находятся в полном благополучии и никоим образом не пострадали. На месте аварии собралась толпа зевак. В адрес нерасторопного авто летели язвительные остроты и злые шутки.
И тут, видя дружную поддержку любопытствующих прохожих, в неожиданный восторг пришел сам виновник происшествия:
— Ну, вот и поквитался! Не только вам нашего брата давить!
Кто-то прокричал:
— Извозчик-мститель!
Поспешивший к месту аварии городовой записал номера извозчика и автомобиля. Униженный водитель с трудом завел мотор, и пыхтящее чудовище под смех толпы скрылось за поворотом».
— Уж не ваша ли статья, Георгий Поликарпович? — закинув ногу за ногу, поинтересовался Шахманский.
— Моя, — с удовольствием признался газетчик.
— А вообще-то, господа, позволю выразить мнение, что от этих самоходных экипажей один только вред. Недавно купец Меснянкин на своем «Рено» чуть не сбил гласного городской думы Огрызко. Так он даже не соблаговолил извиниться! А просто швырнул упавшему народному избраннику сотенную и помчался дальше! Вот так-то! — Варенцов недовольно скривил рот.
— Возмутительно-с! — затряс от негодования головой Акинфий Иванович. — Безобразие-с!
— Да бог с ними, с купцами. Предлагаю выпить за здоровье и красоту присутствующих здесь дам, господа! — Шахманский поднял бокал.
— А вы, Аркадий, оказывается, левша? — весело поинтересовалась Альбина.
— Ну да, с самого детства. А что?
— Говорят, что все левши очень влюбчивы, а вы отчего-то до сих пор не женаты…
— Видимо, слишком часто влюбляется, — хохотнул Савраскин. — Итак, за вас, милые красавицы!
Но едва бокалы оторвались от стола, как из глубины аллеи раздался отчаянный женский вопль:
— Хозяйку убили!
Отдыхающие тотчас же повскакивали с мест и увидели выбежавшую из-за деревьев камеристку Загорской.
— Елизавету Родионовну… убили! — с надрывом прокричала она.
За столиками возникло замешательство. Первым пришел в себя Шахманский:
— Необходимо срочно перекрыть выход и послать за полицией!
— Это мы возьмем на себя! — Офицер поднялся из-за столика и вместе с сослуживцем бросился к выходу.
— Да что полиция… Тут нужен Клим Пантелеевич! — предложил Савраскин и крикнул вдогонку военным: — Господа! Николаевский проспект, тридцать восемь! Присяжный поверенный Ардашев…
Нюра, сотрясаясь в горьких рыданиях, бежала вниз по дорожке, а за ней под моросящим дождем, словно цыплята за квочкой, едва поспевали родственники. Первым начал отставать бывший действительный статский советник, а потом и Варенцов с Ивановской. Аллея казалась нескончаемой, и лишь Савраскин с Глафирой в компании Шахманского и Альбины Катарской поспевали за горничной. Минут через пять они наконец достигли поворота и увидели мокрую от дождя аллею и сидящую в инвалидном кресле Елизавету Родионовну. Старушка закрыла глаза и склонила голову набок. В ее правом ухе торчала окровавленная вязальная спица. На лице застыла каменная маска ужаса. Из носа сочилась кровяная струйка. Мокрая прядь седых волос выбилась из-под шляпки и прилипла к щеке. В руках она держала недоконченный шарфик. Шерстяной клубок, будто испугавшись нагрянувшей беды, укатился в траву. Загорская была мертва.
Глафира разрыдалась, и вместе с ней, казалось, плакал печальный, поникший под внезапным дождем Алафузовский сад.
II
— Третье убийство за неделю… Что за напасть? А? Ефим Андреевич? — следователь по важнейшим делам Кошкидько достал из кармана пачку папирос и пристально посмотрел на Поляничко.
— Вот уж правда злополучие на нашу голову! — Сыщик несколько раз обошел вокруг инвалидного кресла и спросил: — И все-таки, Глеб Парамонович, как вы думаете, почему душегубец нанес удар в правое ухо?
— Ответ напрашивается сам собой, — проявил инициативу Каширин, — потому что он леворукий.
— Молодец, Антон Филаретович! — похвалил подчиненного начальник сыскного отделения. — Тогда второй вопрос: кому из наследников выгодна эта смерть?
— А это мы чуть позже выясним, — вмешался Кошкидько, — когда Леечкин запротоколирует фамилии всех, кто в момент смертоубийства находился по эту сторону забора. Насколько я знаю, все сродственнички покойной как раз были здесь. И нам с ними придется побеседовать.
— Кстати, а вы не видели, куда это Клим Пантелеевич запропастился?
— Грибы собирает, — сострил Каширин, указывая в направлении песчаной дорожки. — Вон он, кругами бродит, будто вчерашний день ищет.
— Н-да, расстроен нынче адвокат… Таким я его давно не видел. Оно и понятно — переживает. — Поляничко сочувственно вздохнул, достал табакерку и хотел уже вознаградить себя щепоткой душистого табака, как на аллее показалась несущаяся во весь опор коляска. Из нее высыпались долговязый полицейский фотограф лет двадцати пяти и коренастый, словно дубовый бочонок, судебный медик.
