Богдан Сушинский - На острие меча
— Да, перед вами князь Одар, — сухо признал этот могучего телосложения славянин, густая седовласая борода которого настолько срослась с пышной, давно не стриженной шевелюрой, что уже трудно было определить какие-либо черты его лика. — Кто вы и каким образом проникли сюда?…
— Не стоит удивляться, великий князь. А уж тем более — гневаться. Я сумел убедить начальника охраны, что речь пойдет о вашем сыне, Одаре-Гяуре Третьем. Только поэтому он решился…
— О сыне?! — ухватил его князь за плечо. — Что вы можете знать о моем сыне? Я слушаю, говорите.
— Сведения мои столь непритязательны, что донести их до вашей души совершенно нетрудно. Одар-Гяур III, вместе со своим отрядом, служит сейчас на Украине.
— Это правда? Вы действительно уверены, что он уже находится на земле Украины? — оживился князь. — Вам это точно известно?
— Юный князь принят на службу польским королем Владиславом IV. В чине полковника и с правом самому сформировать полк.
— Значит, Перун и Сварожич в самом деле ведут его дорогой предков. Я верил: ему суждено было вернуться на землю русичей.
Несколько минут великий князь молчал, благоговейно глядя на небо. Гость не слышал его слов и даже не замечал, чтобы князь шевелил губами, но при этом ничуть не сомневался, что в эти мгновения он творит молитву своим языческим богам. Грек знал, что роды племени уличей, представители которых составляют сейчас Тайный совет Острова Русов, несколько столетий прожили в христианском мире, однако так и не стали христианами. Как, впрочем, не пригляделись им, закоренелым язычникам, и мусульманские святыни Османской империи.
— Вы так и не назвали себя, — обратил взор в его сторону Одар-Гяур II.
— Великодушно извиняюсь. Зовите меня Костасом. Я — грек и родина моих предков — Византия. Разве к этому нужно добавлять еще что-либо?
— Только то, что вы сочли бы необходимым.
— Я — торговец из Аккермана, — вежливо улыбнулся Костас. — Сюда, на Остров, специально прибыл для того, чтобы сообщить то, что уже сказал.
— Ваши труды и время будут достойно оплачены.
— Они уже оплачены.
Князь удивленно вскинул брови.
— Моим сыном?
— Что вы! Вашей отцовской радостью. Поверьте, я знаю, что это такое.
Они оба умолкли. Скованность гостя не позволяла князю задать то великое множество вопросов, на которое способен любой отец. Да и сдержанность самого великого князя тоже не понуждала грека к излишним расспросам.
— Как жаль, что у меня мало времени, — наконец обронил Одар.
— Понимаю. Все шесть членов Тайного совета Острова Русов уже собрались, — взглянул Костас на башню, надстроенную над вторым этажом старинного, сложенного из дикого камня особняка. — Мне еле удалось перехватить вас. Однако не имею права отнимать ваше время.
— Это скорее я задержу вас еще несколькими вопросами. Для меня важно знать, кто вас послал ко мне. Ведь не сын же. Кто указал, где собирается наш Тайный совет.
— Многое из того, что связано с Тайным советом Острова Русов, — все так же вежливо и хитровато улыбался грек, — уже давно не тайна. По крайней мере для людей, которые направили меня к вам.
Одар-Гяур II оглянулся на массивную дубовую дверь, у которой они остановились.
— Среди членов Тайного совета есть предатель? — почти шепотом, доверительно спросил он. — Вы — грек, византиец, а значит, должны сочувствовать нашей борьбе. Говорите откровенно.
— Среди членов совета предателей нет. Это я знаю точно. Все они люди достойные, если только не обращать внимания на некоторые мелкие грешки и слабости каждого из них, известные вам лучше, чем мне.
Князь облегченно вздохнул и попытался расправить уже заметно обвисающие плечи. Лицо его, насколько можно было судить по той части, которая все еще просматривалась сквозь седину волос, просветлело.
— Вы осветили мою душу, Костас. Теперь говорите то, ради чего прибыли сюда. Я ведь понимаю, что весть о моем сыне — всего лишь повод для разговора. О, нет-нет, это не оскорбляет ни меня, ни вас.
— Вам хорошо известно, что крымский хан Ислам-Гирей попал в немилость к турецкому султану.
Князь воинственно опустил руки на рукоять короткого спартанского меча.
— Но я не настолько близок к султану, чтобы мог изменить его мнение об Ислам-Гирее. К тому же султану не понятны будут мотивы моего заступничества.
— Что вы, достойнейший князь, Ислам-Гирей даже не пытается искать примирения с султаном. Примириться с ним — значило бы смириться с тем, что Крым снова станет безмолвным рабом Турции, чего хан Ислам-Гирей упорно не желает. Он видит свой Крым независимым ханством, достойным того, чтобы с ним считались и в Стамбуле, и в Париже.
— Благоразумное стремление.
— Однако интересы его не достигают правого берега Дуная, где лежит земля русов, земля ваших предков. А коль хан и вы, князь, не враги, значит, будь на то воля Аллаха, вполне можете стать союзниками.
— Сможем ли мы быть чем-либо полезными столь могущественному правителю? Великий князь без войска и княжества — это еще безнадежнее, чем могущественный хан, обессилевший под тяжелой рукой более могущественного султана.
— Сможете. Меня послал сюда первый советник хана. Он просит, чтобы при случае вы намекнули своему сыну, что в лице крымского хана молодой князь Одар-Гяур может видеть человека, готового помочь ему овладеть Островом Русов, освободив его от турецкого владычества, а также оберегать его княжество от недружеских порывов соседей. По мере возможности хан также готов поддержать его княжескую казну. Особенно когда речь пойдет о создании войска.
— Передайте советнику, что до молодого князя Гяура будет доведено все, что я только что услышал.
— Благодарю. Начальник охраны передаст вам скромные дары советника. Они настолько скромны, что не стоит ни благодарить за них, ни отказываться. Именно поэтому я и не стал вручать их лично.
«Да еще потому, что не хотел привлекать к ним внимания других членов Тайного совета», — понял Одар-Гяур II.
— И не стоит думать, что, принимая их, вы будете чем-либо обязаны хану, — совершенно некстати уточнил Костас. — Я передал их начальнику охраны, чтобы не тратить время на процедуру передачи даров.
— Дары отвергать не принято. Даже если они исходят от недавних врагов. Но мы-то, князья Острова Русов и крымские ханы, никогда не враждовали.
Поклонившись, Костас пошел к выходу, однако уже у ворот князь вдруг окликнул его.
— Я прошу вас сейчас не как князь, а как отец, — проговорил он, приблизившись к греку. — Мне не хотелось бы, чтобы от слуг хана исходила хоть какая-нибудь опасность для моего сына. Даже если случится, что Одар-Гяур III, как подданный польского короля, будет сражаться против татарских чамбулов.
