Бернард Корнуэлл - Орел Шарпа
— Что он говорит?
Хоган неплохо понимал по-португальски. Он облизал губы и тихо сказал:
— Жозефина.
— Что с ней?
Шарп понял: произошло какое-то несчастье, случилось что-то очень страшное. Он позволил Хогану отвести себя и Агостино в сторону, подальше от прислушивающихся к разговору стрелков. Хоган задал несколько вопросов, выслушал слугу, а потом повернулся к Шарпу. Он говорил очень тихо:
— На нее напали. Они закрыли Агостино в шкафу.
— Они? — спросил Шарп, хотя прекрасно знал ответ — Гиббонс и Берри.
К ним подошел сержант Харпер, который держался, как полагается сержанту, обращающемуся к старшему офицеру.
— Сэр?
— Сержант? — Шарп заставил себя на время прогнать свои страхи, чтобы понять, что говорит Харпер.
— Я отведу людей, сэр.
Шарп кивнул. Ему показалось, что Патрик Харпер знает больше, чем он предполагал. За холодными, тщательно подобранными словами сквозило настоящее беспокойство, и Шарп пожалел, что не был более откровенен с ирландцем. В голосе Харпера слышался и старательно сдерживаемый гнев. Словно Харпер хотел сказать: «Ваши враги — это и мои враги тоже».
— Давай, сержант.
— Есть, сэр. И еще... сэр? — Лицо Харпера ничего не выражало. — Вы расскажете мне, что произошло?
— Да, сержант.
Шарп и Хоган помчались по темным улицам, то и дело скользя в грязи, пробиваясь сквозь толпы испанских беглецов, которые штурмом брали двери пивных и борделей. Хоган с трудом поспевал за Шарпом. Талаверу ждет страшная ночь — грабежи, разрушения и насилие. Завтра сотни тысяч людей отправятся на поле боя, и Хоган, заметив, с какой злобой Шарп отшвырнул двоих испанцев, путавшихся у него под ногами, с ужасом подумал, что завтрашний день, похоже, принесет много страданий и боли. А потом они оказались на тихой улице, где жила Жозефина, и Хоган начал всматриваться в окна с закрытыми ставнями; про себя он молился, чтобы в приступе гнева Шарп единым махом не уничтожил свою карьеру и себя самого.
Глава девятнадцатая
Сапоги Шарпа с хрустом давили гипсовые осколки. Он прислушивался к голосам, доносившимся из-за разбитой двери, и время от времени поглядывал в маленькое оконце на рваные облака, то и дело наплывавшие на луну. Впрочем, вряд ли он понимал, что делает. Хоган сидел на верхней ступеньке крутой лестницы рядом с простынями, сорванными с постели Жозефины. В тусклом свете свечей казалось, что они разрисованы красными и белыми полосами. Из комнаты донесся крик, и Шарп раздраженно обернулся.
— Что там происходит?
— Доктор пустил ей кровь. — Хоган приложил палец к губам. — Он знает, что делает.
— Жозефина уже и так потеряла достаточно крови!
— Да, конечно. — Хоган старался говорить спокойно.
Он хорошо понимал, что никакие слова не успокоят бурю, бушующую в душе Шарпа, и не заставят его отказаться от планов мести, которые он вынашивал, расхаживая взад и вперед по крошечной лестничной площадке. Инженер вздохнул и поднял с пола маленькую гипсовую головку.
Дом принадлежал продавцу религиозных статуэток, лестница и коридоры были завалены товаром. Когда Гиббонс и Берри ворвались в комнату Жозефины, они растоптали двадцать или тридцать фигурок Христа с истекающим кровью сердцем, нарисованным на груди, и сейчас осколки усеивали все вокруг. Хоган был миролюбивым человеком. Ему нравилась работа военного инженера, нравилось каждый день решать новые задачи, он был счастлив тем, что в его голове постоянно крутятся мысли об углах обстрела, подходах, ярдах и фунтах; он любил находиться в компании, где много смеялись, где можно было хорошенько выпить и провести время, рассказывая истории о счастливом прошлом. Он не был бойцом. В его войне вместо оружия использовались кирки, лопаты и порох, но, вбежав вслед за Шарпом в комнату на чердаке, он почувствовал, как его охватывают безумный гнев и жажда мести. Сейчас это настроение уже прошло. Он сидел погрустневший и притихший и, глядя на Шарпа, знал, что ненависть в его душе с каждым часом становится все сильнее. Вот уже, наверное, в двадцатый раз Шарп остановился перед ним.
— Почему?
— Они были пьяны, Ричард, — пожав плечами, ответил Хоган.
— Это не ответ!
— Не ответ, согласен. — Хоган осторожно положил отбитую головку на пол, так, чтобы Шарп на нее не наступил. — На ваш вопрос нет ответа. Они хотели отомстить. Вы с Жозефиной не имеете для них никакого значения. Речь идет об их гордости...
Инженер замолчал. Больше сказать было нечего. Невыносимая грусть заполнила его сердце, грусть и ужас перед тем, что может сделать Шарп. Хоган жалел, что раньше считал Жозефину расчетливой и холодной. Он сопровождал девушку из Пласенсии в Оропезо, а затем в Талаверу и был очарован ее манерами, легким смехом и честностью, с которой она планировала свое будущее подальше от сбежавшего мужа.
Шарп смотрел в окно на тучи, наползающие на луну.
— Неужели они думают, что я это так оставлю?
— Они перепуганы насмерть, — ровным голосом проговорил Хоган.
Он боялся, что Шарп наделает глупостей. И вспомнил строчку из Шекспира: «Красота действует на дураков сильнее золота».
Шарп снова повернулся к нему.
— Почему?
— Вам известно почему. Они напились. О Господи, приятель, эти ублюдки так напились, что даже не смогли сделать все, как следует. Поэтому они ее и избили. Действовали под влиянием момента. Теперь они напуганы, Ричард. До смерти. Что вы собираетесь делать?
— Делать? Не знаю. — В голосе Шарпа звучало раздражение, и Хоган понял, что он лжет.
— Что вы можете, Ричард? Вызвать их на дуэль? Вы же знаете, это положит конец вашей карьере. Обвинить в изнасиловании? Ради всех святых, кто вам поверит? Город наводнен испанцами, насилующими всех подряд! Кроме того, каждому известно, что сначала, до вас, девушка была с Гиббонсом. Нет, Ричард, прежде чем что-нибудь делать, вы должны хорошенько подумать.
Шарп повернулся к нему, и Хоган понял, что приводить доводы разума бесполезно.
— Я их убью, к чертям собачьим.
— Я этого не слышал. — Хоган вздохнул и потер лицо обеими руками. — Вы хотите, чтобы вас повесили? Расстреляли? Можете избить их, но не более того, Ричард, не более того.
Шарп ничего не ответил, и Хоган понял, что тот снова представил себе тело Жозефины на окровавленных простынях. Ее изнасиловали и избили, а когда появились Шарп с Хоганом, хозяйка с возмущением орала на девушку. Пришлось заплатить немалые деньги, чтобы заставить ее замолчать. Потом они нашли доктора, и теперь оставалось только ждать.
Агостино бросил взгляд наверх, на лестницу, увидел лицо Шарпа и вернулся обратно к передней двери, где ему приказано было стоять. В комнату принесли новые простыни, воду. Шарп слышал, как хозяйка моет пол, и снова вспомнил девушку, всю в синяках и крови, ползающую по полу среди изуродованных святых и испачканных в крови простыней.
