Хлеб печали - Станислава Радецкая
- Вы сошли с ума! – неожиданно воскликнул женский голос, тонкой иглой войдя в мозг. – Что вы творите? – Он уже где-то слышал эту женщину, но вместо образа перед глазами была одна чернота.
- Не мешайте мне делать дела, баронесса, - гавкнул капитан. – Вам здесь не место!
- А вы не смейте повышать голос на мою мать! – столь же яростно возразил ему другой женский голос. – И отпустите этого человека. Я не желаю видеть, как вы избиваете беззащитных.
Капитан так сжал зубы, что Эрнст-Хайнрих услышал явственный хруст.
- При всем моем к вам уважении, - капитан заговорил с усилием, едва разжимая челюсти, - я прошу вас и вашу мать удалиться. Я хочу знать, где ключ от камеры вашего отца и не подстроил ли этот молодчик какой-нибудь ловушки. У меня здесь всего пятнадцать людей. Я не хочу, чтобы они пострадали от этих церковных шавок, головорезов, которые заслуживают только того, чтобы болтаться на висельном дереве!
- Мне не показалось, что вы его о чем-то спрашиваете, - высокомерно парировала девушка. – И мне не нравится видеть кровь и все эти… конвульсии. Мне нужен мой отец, а моей матери – муж, господин капитан. Избивать своих недругов извольте в свободное время. Пока вам платит мой муж и моя мать, делайте то, что вам говорят.
- Ни одна баба… - капитан поперхнулся от злости, и его рот заходил ходуном. – Нет, я не собираюсь слушать нравоучений. Ты! – резко выкрикнул он, оглушив Эрнста-Хайнриха. - Препроводи баронессу и ее дочь в соседний кабинет. Запри их там, пока я не закончу.
- Что? – Эрнст-Хайнрих наконец увидел дочь барона: совершенно рыжая, с веснушками, в темно-зеленом платье, в легкой накидке на плечах, она смотрела на капитана с таким презрением, что ее темные глаза, казалось, сверкали, как серебряная застежка на ее груди. – Только попробуйте притронуться ко мне, и мой отец разорвет вас голыми руками!
Баронесса фон Ринген молчала, сминая пальцами край своей косынки. Она переводила умоляющий взгляд с капитана на дочь и обратно, стараясь не глядеть на Эрнста-Хайнриха.
- Ваш отец, благодаря вот этому молодчику, - капитан уже еле цедил слова, - почти отправился на костер. И он меня не осудит.
Он сделал шаг к младшей баронессе, и Анна фон Ринген испуганно и тоненько воскликнула:
- Йоханна-Амалия!
- С вашей дочерью ничего не случится, - успокоил ее капитан, крепко ухватив юную баронессу за локоть. – Ей только надо быть посговорчивей. Прошу вас, пройдемте, и я закончу то, что начал.
- Никогда! – выпалила та, безуспешно пытаясь вырвать руку. – Оставьте меня в покое, мужлан!
Эрнст-Хайнрих наблюдал за перепалкой отрешенно, проваливаясь в оцепенение, которое заглушало боль. Он подвел церковь. Подвел своих людей. Почему ему казалось, что у него еще есть время? Почему он не позаботился о бароне раньше, когда только арестовал его? Не надо было спать и пить, пока дело не доведено до конца.
Внизу раздался грохот, словно обрушился кусок стены, и из щелей между досками взметнулись облачка древесной пыли. От неожиданности капитан вздрогнул, но пленницу не отпустил, да и та настороженно застыла, забыв о перепалке. Капитан бросил короткий взгляд на солдат, стоявших у двери, и те, едва не столкнувшись лбами, бросились посмотреть, что происходит.
- Если это ваши шуточки… - процедил капитан, обращаясь к Эрнсту-Хайнриху. Он наконец отпустил девушку, и та негодующе-растерянно ощупывала свой рукав; баронесса прижала ее к себе, будто хотела защитить от внешнего мира. Дочь не противилась, но и не поддавалась на ласку, принимая ее как нечто должное и привычное. – Если вы приказали своим людям подорвать порох в подвале… Клянусь, я вздерну вас в ближайшем лесу без суда и следствия.
Эрнст-Хайнрих мотнул головой, но капитан уже потерял к нему интерес. Снизу слышался шум: невнятная ругань, удары, треск дерева; казалось, что тюрьму штурмует армия вооруженных до зубов бандитов.
- Заприте дверь, - велел капитан, оттаскивая женщин от входа. Он уже не церемонился с ними. – Черт побери, приприте ее столом!
Эрнста-Хайнриха отпустили, и он привалился к стене, из последних сил стараясь не стечь с нее на пол. Солдаты заперли дверь на засов, опрокинули стол, смахнув на пол книги, подсвечник и чернильницу, и подтащили его к двери. Один из них снял со спины короткий мушкетон и сосредоточенно принялся его заряжать. Капитан выглянул в окно, недовольно хмурясь.
- Отсюда есть еще какой-нибудь выход? – отрывисто спросил он у Эрнста-Хайнриха. – Ну же, отвечайте! – поторопил он, не видя, что Эрнст-Хайнрих опять еле мотнул головой.
- Оставьте его в покое, - опять вступилась за него Йоханна. Она демонстративно достала кружевной платок из-за рукава, опустилась на колени рядом с Эрнстом-Хайнрихом и промокнула кровь на его лице. Ее руки пахли будто медом и сливками, и прохладные пальцы, казалось, снимали боль. Он взглянул на нее с благодарностью, но дочь барона фон Рингена мгновенно приняла отстраненное выражение лица, словно для нее не было разницы: помогать раненному человеку или скотине.
- Выхода отсюда нет, - выговорил
