Сокровища горы Монастырь - Михаил Иванович Ханин
В лагере никого не было. Зуев в Новосибирске, Гриша целуется с Надей, а где ж Тихонович? Он-то из лагеря практически не отлучается. Я пожал плечами и полез в палатку – соснуть часок-другой перед дальней дорогой.
На подушке лежал тетрадный листок. На нем красным фломастером было написано: «Валерию!!!» А ниже еще что-то шариковой ручкой. Под ним лежал свернутый пополам лист ксероксной бумаги. Я выбрался из палатки на свет и пробежал глазами адресованное мне послание.
«Извините, Валерий, – обращался ко мне Вениамин Тихонович (я узнал его почерк!), – что навязываюсь к вам со своими проблемами. Больше мне обратиться здесь просто не к кому. Не к Храмцову же!
Проблема в том, что исчез мой Гриша. Его взяли в заложники “оборотни”. Те самые – на черной “Волге”. В обмен на Гришу они требуют какую-то старинную карту. Ее якобы спрятал где-то Женя. На ней, я думаю, обозначено место захоронения серебра и золота самого Акинфия Демидова или его приказчиков.
Где ее искать и существует ли она на самом деле – я не имею ни малейшего понятия. Но это “оборотней” не интересует. Я должен постараться – на кону жизнь моего сыночка. Подробности в тексте бандитов.
Ну почему, почему мы не послушали вас и не уехали домой с Валерой? Вы не представляете себе, что я пережил за эту ночь. Я – безответственный самонадеянный идиот… Да что теперь говорить об этом?
Сейчас ваш знакомый Анатолий поедет на перевязку. Он пообещал захватить меня с собой. Я попытаюсь найти эту карту, но пока даже не представляю, где и каким образом. Всю ночь я молил Бога взять у меня все, но спасти Гришу. Поступайте, как сочтете нужным. Бог и вы – последняя моя и моего сыночка надежда. И вам я доверяю больше, чем самому себе. Прощайте! Ах…»
Я машинально посмотрел на часы – 14:23. Думая о том, что предпринять, я развернул лист ксероксной бумаги и прочитал отпечатанный на явно не первой молодости, с западающей буквой «М» машинке текст.
«Вениамин Тихонович, ваш сын у нас, и у вас совсем немного времени, чтобы спасти его, – сообщали похитители. – Отсчет пойдет с момента вашего отъезда в Щебетовское – шесть часов и ни минуты больше.
Отправитесь туда с Храмцовым. Найдете там старинную карту, которую спрятал ваш сосед Чернов. Где и как – ваши проблемы. Назад возвратитесь на своем мотоцикле. Мы встретим вас.
Излишне напоминать, что никто не должен знать о похищении вашего сына. Никто! У вас очень серьезный мотив строго соблюдать наши инструкции. Наказание за любое их нарушение одно – немедленная смерть вашего сына.
Удачи! “Оборотни”!
P.S.: Этот лист сразу сожгите».
Чисто механически я обратил внимание на осведомленность похитителей и на то, что Тихонович все-таки нарушил их строгие инструкции: сообщил мне о похищении Гриши и не сжег ультиматум. Еще мне вдруг захотелось заматериться, напрочь позабыв про то, что я образованный интеллигентный человек. Совсем как дядька.
– Не суетись! – одернул я себя. – И не маши кулаками после драки. Что сделано, то сделано. Поезд ушел!
Расследование я решил начать с разговора с Анатолием. Из больницы он теперь точно вернулся. Что скажет, что посоветует? И еще! Я, повторю, уверен, что он поселился неподалеку от нас с каким-то дальним прицелом. Уже не ради ли похищения Гриши и шантажа отца? Не исключено. Зачем-то же он следил за нами.
– Что-то случилось? – спросил Храмцов, испытующе посмотрев на меня. Я молча протянул ему записку Тихоновича и ультиматум «оборотней». Пробежав их глазами, Анатолий присвистнул и сразу помрачнел.
Раздражаясь, он сообщил мне, что довез Сухарева до школы, что, трогаясь, увидел, как тот остановился у ограды с какой-то женщиной. Больше мой знакомый с ним не пересекался. Он, тертый калач, осознавал, что и сам находится под подозрением. Ведь он и сам мог похитить Гришу и шантажировать его отца от имени «оборотней». Чем черт не шутит! И сообщая мне подробности поездки, он намекал на свою причастность к похищению по крайней мере отца. Ну, хотя бы по дороге в райцентр.
Стопроцентное алиби! Если дело зайдет далеко, а оно почти наверняка зайдет далеко, милиция разыщет эту женщину и та подтвердит его алиби. Как и медсестра, делавшая ему сегодня перевязку. А вот есть ли у него алиби на обратную дорогу? Милиция выяснит. Сейчас это неактуально.
Помолчав и поборов раздражение, приятель признался: он сразу догадался, что с Сухаревым что-то стряслось. Был он бледным и каким-то невменяемым. Но лезть в чужие дела он не стал – со своими бы разобраться. И Вениамин Тихонович не стал навязываться – молчал всю дорогу.
– Зря… Мне одной проблемой больше или меньше – без разницы, – проворчал он и прибавил: – А парнишка безотказный такой… Мне перевязку делал.
Здесь его голос как-то потеплел. Ему, нелюдимому свирепому чудовищу, было приятно осознать, что хоть кто-то по доброй воле поспешил ему на помощь.
– И я зря… мог бы и поинтересоваться. Всегда так: тогда не помог Женьке, теперь Гришке, – проворчал Анатолий, взглянув на часы. – Зря… А сейчас, похоже, все кончено.
– Похоже! – согласился я, усаживаясь в машину и прибавив уже из нее: – Давай так: ты найди участкового, передай ему эти бумаги, а там по ситуации. А я поеду в сторону Щебетовского. Мало ли что…
Анатолий кивнул и направился к своей «Ниве».
Гибель мотоциклиста
Я проскочил Тихоновку и поехал в сторону Щебетовского. Было ясно, что «оборотни», вопреки моему прогнозу, не слиняли по-тихому и совершили очередное преступление. Разумное объяснение этому было одно: что-то случилось с Черновым. Или бывшие спецназовцы пришибли его, или… он снова сошел с ума. На очередном повороте из леса пулей выскочил какой-то мальчишка и едва не угодил мне под колеса. Это был мой двоюродный братишка Саня.
– Валер, Валер! – взвизгнул он. – Черная «Волга»!
– Где? – опешил я, резко затормозив, инстинктивно потянувшись к карабину и осознавая, что
