Сокровища горы Монастырь - Михаил Иванович Ханин
Дядька перестал психовать, успокоился и теперь является воплощением степенности и рассудительности. В доме идиллия. Вот что поведала мне тетка – заглянул к ним утром на минутку. Вчера вечером дядька ремонтировал свои «жигули» возле ограды, а она отправилась к соседке. Минут через двадцать в дверь просовывается чумазая физиономия ее дорогого муженька.
– Настюш, там Зорька с Красоткой из стада вернулись, – широко улыбаясь, сообщил он и прибавил: – Открой им ворота!
– Егор, б…, ты же возле этих самых ворот в машине своей ковырялся, – возмутилась женщина. – Сам бы и открыл. Нет, поперся сюда!
– Не-а! – еще шире улыбнулся дядька. – Я хочу, чтобы ты открыла!
Точно, идиллия! Надолго ли? Вчера глава администрации (он регулярно заглядывает к нам на тренировки) предложил мне место участкового в Тихоновке. На этом, по его словам, горячо настаивает общественность села, и вопрос о моем трудоустройстве будто бы уже согласован с начальником РОВД.
Все едины во мнении, что Половников не справляется со своими обязанностями и полностью утратил контроль над ситуацией в деревне, махнул на все рукой, забил х… и все такое. Главным образом из-за безалаберности. Ведь у него одни бабы да пьянка на уме.
«Да, воистину, Кобелина потерял нюх! – ухмыльнулся я про себя. – Совсем перестал мышей ловить!»
Глава не сомневался, что если бы участковым был я, то не только местная шпана, но и заезжие гастролеры вели бы себя потише. Мясника вот на место поставил. Оказывается, и на него можно управу найти. Не говоря уже про Забалдуя.
– То дня не проходило, чтобы кому-нибудь морду не набил. А теперь не видно, бедного, и не слышно… Две недели уже, – горестно причмокивая губами, иронизировал Иван Николаевич, – даже нос из дома боится высунуть. Страх обуял! Голова болит, зубы, какие остались, шатаются, рука в гипсе, три ребра сломано. Ни вздохнуть, ни это самое. Чуть не прослезился от жалости к нему, болезному!
А Сеню со Степкой теперь и вовсе хоть в пионеры принимай. Пить бросили, не хулиганят, а как тренируются – только не ночуют здесь на пляже. За тобой бегают как собачонки, родителям в делах помогать начали. Поступать в колледж собираются – и все из-за тебя.
Он помолчал и принялся уговаривать меня на второй раз.
– Женишься на Гальке, – убеждал меня Иван Николаевич. – Она ведь бабенка славная. Просто по жизни не повезло. Заживете на славу. Жильем, если ее квартирка покажется тесной, обеспечим сразу. Народ, который еще не спился, в город бежит. Поэтому много хороших домов пустует. Выбирай любой!
Зарплата участкового для деревни немалая, и выдают ее, в отличие от колхозников или учителей, регулярно. Образование у тебя высшее, красный диплом, опять же магистратура. Человек ты серьезный, ответственный. Значит, с продвижением по службе проблем не будет. На пенсию, глядишь, майором пойдешь. И не в шестьдесят лет, как я, а годков этак на пятнадцать пораньше.
Вилы опять же в руках умеешь держать. Слышал – тебя Стогометом прозвали. Если что – хозяйство разведешь, пасеку. После работы будешь ребятишек дзюдо или опять же карате обучать, а я в лепешку расшибусь, но буду доплачивать тебе за это… Галька не против, я разговаривал с ней. Славная бабенка!
Он все продумал и предусмотрел. Но я все-таки отказался. Борьба с преступностью и обустройство отдельно взятой глухой деревушки, полностью криминализированной, полуразвалившейся уже страны не входило в мои планы. На две-три недели меня хватит, но положить на это жизнь…
Упаси бог! Я не декабрист, не Павка Корчагин, не Янош Корчак и даже не Вениамин Тихонович или его сын. У меня нет ни сил, ни желания бороться в одиночку с системой или погибнуть за идею. И все же у меня кольнуло сердце. Из-за Галочки! Какие-то надежды, похоже, еще теплились в ее душе. А я обломил ее в очередной раз.
Глава администрации искренне удивился и огорчился моему отказу. Он почему-то не сомневался в успехе своей миссии. А вот Галочка почти ничем не выдала своего разочарования. Разве поникла как-то да не поехала со мной вечером в «Эльдорадо», сославшись на головную боль. Не поехал туда и я, а на душе еще и сейчас кошки скребут.
Храмцов четыре дня назад перебрался из «Эльдорадо» сюда, на берег Зеленой, и поселился в палатке неподалеку от нас, на Тихоновом лугу. Уверен, сделал он это с каким-то дальним прицелом, но не соображу, с каким именно. Мы уже несколько раз побеседовали с ним на разные темы. В основном о рыбалке, погоде и его здоровье. Кровь все еще сочится через бинты, и он каждое утро ездит в райцентр на перевязку.
И еще: он следит за нами! И так же бесцеремонно и прямолинейно, как совсем недавно следил за братками Мясника. Что-то грядет, что-то вот-вот случится, но что? От Храмцова можно ждать чего угодно. Недаром мне стало не по себе, когда две с небольшим недели назад я разглядел его в зарослях черемухи. Знак беды… к бабке не ходи!
И последнее! Бригада Мясника возвратилась в Тихоновку. Злые как черти! Слышал, что они поклялись на могилах своих товарищей из-под земли достать и покарать козлов на черной «Волге». Вооружены до зубов, прикупили пару автоматов и пяток гранат. Что будет?
Моя капитуляция
Никаких новых данных по делу об убийстве двух рэкетиров и похищении Чернова нет. Милиция не продвинулась в своем расследовании ни на шаг. Бантюки и Анатолий тоже.
Не продвинулся и я. За эти дни мою голову не посетила ни одна стоящая мысль. Более того, я почти смирился с мыслью о бесперспективности дальнейших поисков. «Оборотням» сейчас совсем не обязательно прятаться от милиции, людей Мясника, нас и Храмцова в лесу. Полный идиотизм с их стороны. По-любому найдут рано или поздно.
Намного умнее им слинять по-тихому полевыми дорогами в Барнаул, Рубцовск или еще куда и там затаиться на время. А когда уляжется кипеж, через месяц-два, а то и на следующий год возвратиться и довести операцию до логического завершения. Уверен, они так и сделали. Так что мое