Сокровища горы Монастырь - Михаил Иванович Ханин
– Там! – неопределенно махнул рукой Саня. У меня отлегло от сердца.
– Ну, напугал! – усмехнулся я, взъерошив ему волосы. – А я подумал, что уже здесь. Садись рассказывай!
– А велик? – засомневался братишка, указав на обочину.
– Некогда! – отрезал я. – Потом заберем!
– Они дяденьку застрелили! – выпалил Санька, усевшись рядом. – И сбросили его со скалы!
Я снова вздрогнул – мне сразу представился Вениамин Тихонович.
– На мотоцикле? – на всякий случай уточнил я.
– На зеленом! – подтвердил братишка. – А ты откуда знаешь?
– Показывай, куда ехать! – строго скомандовал я, оставив его вопрос без внимания.
– А нас не убьют? – зябко поежившись, поинтересовался парнишка.
– Не должны! – безо всякой уверенности в голосе отозвался я, на всякий случай пододвинув карабин поближе. – Не боись, брат, прорвемся! Ну и куда нам ехать?
– Туда! – снова махнул рукой Саня.
– Ясно! – кивнул я, трогаясь с места, и прибавил, снова представив Вениамина Тихоновича: – А теперь рассказывай!
Парнишка, шмыгнув носом, принялся рассказывать мне о том, что увидел и пережил сегодня. В отличие от старшего брата, который работал уже почти наравне с отцом, он рос неженкой, маменькиным сынком.
При этом он был себе на уме и не без хитрецы. С отцом, когда тот раздавал свои грозные распоряжения, никогда не спорил и даже отчасти исполнял их. В отличие опять же от брата. Однако чуть позже, улучив момент, Саня прыгал с удочкой на велосипед – и ищи ветра в поле, в смысле на речке.
А вечером он вовсю косил под дурачка, объясняя невыполнение отцовских наказов головной либо зубной болью, занозой в пальце, ушибом или забывчивостью. И отмазывался ведь! Как с гуся вода. Он, Саня, был младшеньким в семье, к тому же частенько болел, поэтому ему многое прощалось.
Так было и сегодня. С утра он с деловым видом с веником помелькал на глазах отца и даже сбегал в магазин за хлебом. Походы в магазин Саня обожал: Галочка выплескивала любовь ко мне и на моих двоюродных братьев, совала им то конфетку, то шоколадку, то банан…
Вручив матери булку хлеба, он шмыгнул с велосипедом, удочкой и бананом за ограду и был таков. Километрах в трех за селом Саня облюбовал многообещающую шиверу, а ниже – роскошную заводь. Со скалы было хорошо видно, как шныряли в воде стайки чебаков, как плавился хариус, как мощно бил по воде хвостом таймень.
Оставив велосипед наверху, братишка спустился вниз к реке в ожидании азартных поклевок. Но не тут-то было. Не то заевшиеся, не то распуганные тайменем рыбешки так и не соблазнились ни на мормышки, ни на кузнечиков, ни на червяков.
Братишка, несолоно хлебавши, смотал удочку и стал карабкаться наверх. На скале он разогнул спину и обомлел. Впереди, совсем недалеко от него, перегородив дорогу, стояла черная «Волга» с затемненными стеклами. Та самая, про которую им три раза на день рассказывал отец. Ноги мальчика непроизвольно подкосились, он плюхнулся на траву и проворно отполз за большой камень.
Но любопытство довольно быстро победило страх. Он осторожно выглянул из-за камня и стал подсматривать за наводящей на всю округу ужас машиной. Минут через тридцать из-за холма выскочил зеленый мотоцикл с коляской.
– «Урал»! – определил Санька. Мотоцикл затормозил перед «Волгой». Помешкав, сухонький мотоциклист слез с сиденья, хотел снять с головы шлем, затем вроде бы передумал, дернулся вперед и сразу остановился.
«Вениамин Тихонович!» – упало сердце у меня. Так мог вести себя только он: ни в чем положительно не уверенный интеллигент. Тем временем из «Волги» неспешно и даже вальяжно вылез здоровенный бородач в куцеватом, трещавшем на нем по швам камуфляже, панаме, солнцезащитных очках. Саня оказался весьма наблюдательным мальчишкой и подробно описал не только детали одежды мотоциклиста и автомобилиста, но и даже какие-то особенности их поведения.
Мотоциклист, помявшись, сделал нерешительный шаг к бородачу. Братишка сердцем чувствовал, что он его очень боится. Бородатый о чем-то спросил мотоциклиста. Тот подобострастно закивал головой, принялся суетливо что-то искать в люльке и наконец протянул ему черный целлофановый пакет.
Бородатый кивнул, небрежно бросил пакет на сиденье своей машины и ободряюще похлопал мотоциклиста по плечу. В это же время раздался громкий выстрел и мотоциклист, цепляясь за руль, стал оседать на траву. Бородатый успел подхватить его и ловко уложил животом на сиденье так, чтобы голова, грудь и руки свешивались в люльку, а ноги волочились по траве.
Потом он небрежно вытянул руку в сторону головы мотоциклиста. Саня непроизвольно съежился в ожидании нового выстрела. Он сразу догадался, что в огромной руке бородача зажат пистолет. Ведь теперь и грудной ребенок знает, что такое контрольный выстрел.
Но нового выстрела не последовало. Помедлив, бородач спрятал пистолет, взялся за руль, развернул мотоцикл и легко покатил его к обрыву. В шаге от обрыва он отскочил в сторону, а мотоцикл и мотоциклист полетели вниз. Последнюю фазу падения братишка не видел, помешали деревья, растущие сбоку от скалы. Но по звуку он понял, что и мотоцикл, и мотоциклист упали в воду.
Бородатый с минуту или две смотрел вниз, а затем грузновато, вроде бы немного прихрамывая, побежал к машине. Саня замер, спрятав лицо в траву. Он боялся, что убийца, прихрамывая, подойдет к нему, вытащит неспешно пистолет и приставит дуло уже к его затылку. Грянет выстрел, и в голове его появится маленькая дырка. Он изо дня в день видел подобные сцены по телику, а теперь представлял ее и по рассказам отца. Несколько мгновений показались ему вечностью.
Наконец, по гулу двигателя он понял, что машина проехала мимо. Высунувшись из-за камня, он увидел, как черная «Волга» скрывается за деревьями. Некоторое время мы ехали молча.
– Вот здесь, Валер! – выдохнул братишка. Я сразу притормозил.
– Я лежал в-о-он за тем камнем, – принялся объяснять мне Санька, захлебываясь от избытка чувств и позабыв про недавние страхи. Я вылез из машины и осмотрелся.
– Вот, братушка, видишь следы поперек дороги? Это черная «Волга» перегородила ее, – возбужденно тараторил мальчишка. – А вот мотоцикл катился к обрыву!
Я тупо смотрел на две почти незаметные в траве, виляющие полоски и думал, что все кончено. Я не успел помочь
