Гэри Дженнингс - Пророчество Апокалипсиса 2012
Этот дикарь, предводитель кочевого племени людей-псов, стал настоящим военачальником.
Другое дело, что его тактика была далека от того, что считалось нормой в цивилизованном мире. Происходящее сейчас вовсе не походило на Цветочные войны[31], какие устраивают ради захвата пленников для жертвоприношений, а не ради земель или добычи. Битва, которую навязывал противнику Теноч, представляла собой не серию благородных поединков между воинами, а массированный удар в одну точку с целью уничтожить правителя. Считалось, что каждый боец в отдельности может попытаться стяжать славу, прорвавшись к вражескому вождю, но предводители никогда не бросали все свои силы против одного человека. Подобная стратегия, сводящая на нет значение личной доблести, совершенно не соответствовала общепринятым представлениям о воинской чести.
Построение войска правителя, состоявшего из благородных воинов и простых бойцов, соответствовало традиции. Ударив по колонне, острие ацтекского клина разорвало ее надвое, и люди-псы хлынули в прорыв, устремляясь к правителю. Судя по поднявшейся вокруг него суматохе, этот маневр оказался неожиданностью и для него, и для его окружения.
Штандарт Теноча возвышался над атакующим клином, увлекая ацтеков вперед. Похоже, он вознамерился убить правителя тольтеков лично.
Если бы не накативший на меня панический страх, я, наверное, восхитился бы дерзостью и бесстрашием Теноча. Сумей он осуществить задуманное и сразить правителя величайшей державы сего мира, его имя было бы прославлено в веках. История пишется победителями, и, окажись таковым Теноч, Помнящие Историю быстро забыли бы о том, что выдающегося успеха он добился, поправ правила чести.
Это определило бы и судьбу Толлана. Вера в то, что с ними пребывает благословение богов, могла превратить орды Теноча в неукротимую силу, сметающую все на своем пути.
В неистовой панике я рванулся вперед.
51
Мощный прорыв Теноча, при всей его фатальной стремительности, оставлял открытыми фланги, что дало оправившимся от первоначального замешательства тольтекам обрушиться на атакующих с двух сторон. Ацтекские воины развернулись, чтобы отразить этот натиск, в ходе быстрого перестроения в рядах образовался разрыв, и я, быстро проскользнув туда, сократил расстояние между собой и Теночем.
Первоначальный натиск замедлился, атакующий клин увяз в плотной массе войск противника. Я заметил, что даже в этой тесной свалке некоторые тольтекские воины стремились не убить противника, а захватить в плен. Возможно, такая тактика и соответствовала их представлениям о чести, однако никак не способствовала достижению победы и с этой точки зрения выглядела просто глупо. Не говоря уже о том, что могла привести к плачевным результатам.
Воины правителя, облаченные в стеганые доспехи из хлопка или волокон агавы, были защищены лучше ацтеков, сражавшихся почти нагими, если не считать набедренных повязок и плащей, служивших отличием для командиров. Однако нелепая тактика сводила это преимущество почти на нет, и для меня было очевидно, что противники постепенно их одолевают.
Когда мне наконец удалось протиснуться достаточно близко к Теночу, чтобы пустить в ход свой боевой топор, на меня неожиданно устремился прорвавшийся сквозь ряды ацтеков тольтекский воин. Копье было у меня в левой руке, правой я придерживал сумку с боевым топором. Перебросить копье в правую руку, чтобы воспользоваться им для защиты, у меня не было времени, и я выхватил топор из торбы.
Воин, устремлявшийся ко мне, замахнулся, чтобы метнуть копье, — я должен был или остановить его немедленно, или умереть. Не дать ему совершить бросок можно было, только опередив его, а опередить его я мог лишь одним способом, которым и воспользовался: метнул с разворота свой топор ему в голову. Воин упал, а я лишился топора.
Но это меня не остановило. Я продолжал рваться вперед, держа копье в левой руке, вытащив правой кинжал и стараясь избегать столкновений с другими тольтекскими воинами. Моей целью был Теноч.
Вокруг него группировались ацтеки, однако в столпотворении боя мне удалось протиснуться к нему еще ближе. Теперь он находился прямо передо мной, спиной ко мне, его штандарт колыхался в такт его движениям. Толпа то напирала вперед, то откатывалась, и мы оба перемещались то туда, то сюда.
Отбросив, чтобы не мешало, копье, я совершил последний рывок, проскользнул вплотную к Теночу и вонзил кинжал ему в бок. Теноч охнул. Я, для верности, повернул кинжал в ране и вырвал его, надеясь, что в общей суматохе мой тайный удар останется незамеченным.
Поверженный противник, уже падая вместе со штандартом, обернулся — и меня охватило отчаяние. То не было лицо Теноча. Я даже знал этого знаменосца, то был боец из нашего племени.
До сих пор мне и в голову не приходило, что Теноч мог поручить нести свой боевой стяг другому. Теперь я понял его замысел: в то время как тольтеки рвались к штандарту, надеясь порешить вражеского вождя, Теноч сам устремлялся вперед, дабы осуществить свой замысел и убить правителя.
Бойцы моего бывшего племени использовали синюю боевую раскраску, ибо то был цвет бога-колибри. Сейчас передо мной находилась плотная группа таких воинов, явно расчищавших для Теноча путь к правителю. Подхватив с земли оброненный кем-то тольтекский меч, я влился в ряды ацтеков, устремляясь вперед вместе с ними.
Совсем неподалеку я увидел колышущиеся перья головного убора и теперь уже точно знал, что это Теноч. Только он мог позволить себе носить символ бога войны. А прямо перед Теночем маячил яркий, переливчатый боевой штандарт нашего правителя.
Теноч уже почти прорвался к нему.
52
Продвигаясь вперед, я вынужден был беспрестанно отбиваться от воинов-тольтеков и проталкиваться сквозь плотную толпу ацтеков. Углядев в рядах сражавшихся брешь, я устремился туда, оказался наконец всего в паре шагов от Теноча и уже делал замах, когда краешком глаза уловил опасное движение и успел нырком уклониться от меча, просвистевшего над моей головой.
На миг я замер, в ужасе и изумлении глядя прямо в глаза придворному оружейнику. Он тоже узнал меня и остановил следующий удар за долю секунды до того, как должен был меня обезглавить. Замешательство длилось недолго, но в следующее мгновение на него налетели два сцепившихся в смертельной схватке бойца, и нас разделили.
Я снова устремился к Теночу, но теперь мне приходилось помнить о том, что сзади меня в любой момент может настигнуть оружейник.
Сошедшиеся в бою толпы колыхались туда-сюда, налетая и откатываясь, словно волны, бьющиеся о каменные стены. Если мне с превеликим трудом и удавалось продвинуться на пару шагов вперед, то меня тут же снова оттесняли назад. В отчаянии я рубил всех подряд, не разбирая, тольтек это или ацтек. Любой, оказавшийся между мной и Теночем, был моим врагом.
