Гэри Дженнингс - Пророчество Апокалипсиса 2012
— Кто-то из Толлана, кто-то из твоей знати или сановников.
На лице правителя промелькнула усмешка.
— Вкупе со жрецами и верховным жрецом в первую очередь.
Он сам знал ответ, но хотел услышать подтверждение своим мыслям.
— Они считают, боги должны отвернуться от меня, — произнес правитель, — ибо я не отдаю в их руки достаточно пленников, чтобы ублажить кровью Тескатлипоку. А некоторые считают, что он обратил свой гнев на весь наш народ, и Тлалок не пошлет дождей… до тех пор, пока я у власти.
— Если Тлалок не посылает дождей, у него на то свои мотивы, — покачал головой я. — А те вельможи, которые строят заговоры, думают не о воле богов, а о богатстве и власти, что достанутся им после твоего свержения.
— Если я лишусь поддержки народа, их мотивы уже не будут иметь значения.
— Народ любит тебя, повелитель. Я могу это засвидетельствовать.
— Но народ любит еще и поесть, и боится голода. Пустые желудки заставляют людей прислушиваться к жрецам…
— Но ты мог бы приобрести маис у других правителей в обмен на обсидиан.
— А они вооружили бы этим обсидианом своих воинов, чтобы угрожать нам… Ладно, расскажи лучше про этого Теноча. Как он мыслит, как он воюет?
— Это дикий зверь. Но не безмозглый, не крокодил, атакующий все, что движется, и не змея, кусающая все, что окажется рядом. Нет, он подобен лесному коту… ягуару, способному затаиться во тьме и терпеливо выжидать в засаде, чтобы внезапно броситься на добычу. Таков Теноч, так он мыслит и действует.
Мне вспомнилось, как он держался в плену, не просил о пощаде и был готов драться до последнего вздоха. Воистину, как дикий зверь, хищник, не размышляющий, но повинующийся инстинкту.
— Он признает только одно: ломить вперед, — сказал я. — Не отступать, не сдаваться. Больше всего ему по душе внезапные атаки.
— Как он атакует? Как располагает свои силы?
— Как атакует…
И тут до меня дошло, что я ведь и вправду знаю, как сражается Теноч. Я не раз видел его нападения на другие племена или на селения тольтеков. Наверняка против нас будет использована та же тактика.
— Он нападает из укрытия. Из засады. Так у него принято. Он не завяжет бой открыто, лицом к лицу.
— Почему?
— Может быть, сейчас под его началом большие силы, но прежде ему доводилось воевать только маленькими отрядами. Он просто не знает, как управляться с многочисленным войском. — Я помедлил и, встретившись с правителем взглядом, уверенно повторил: — Он планирует напасть из засады.
48
Наконец у меня созрел план убийства Теноча. Разумеется, расскажи я об этом правителю, он бы пресек мою губительную самоуверенность категорическим запретом. И был бы прав.
Но я уже тысячу раз проклял себя за то, что передал Теночу нож, и сейчас просто не мог упустить возможность хоть как-то искупить свою вину, умертвив злодея. Не говоря уж о том, что, если он будет захвачен живым — а наши воины стремились захватывать пленников, — этот человек не преминет рассказать о моей роли в его освобождении.
Правитель, со своей стороны, принял решение преследовать врага, но выделил треть своих сил для обороны Холма, на тот случай, если ацтеки вернутся.
— Бойцам казненного военачальника доверия нет, — заявил правитель. — Воины моей стражи останутся здесь, не только чтобы отразить возможное нападение людей-псов, но и защитить драгоценный обсидиан от расхищения предателями.
На марше он выслал вперед разведчиков, дабы обнаружить возможную засаду.
Не принадлежа к командному составу, я во время марша не находился при его особе и, соответственно, имел возможность ускользнуть. Чем довольно скоро и воспользовался, фактически став дезертиром.
Оказавшись вне видимости кого-либо из воинов, я открыл заплечный мешок. Там должен был находиться походный рацион, однако я спрятал туда смену одежды и кое-какое, прикупленное специально для этого, снаряжение. Сняв тольтекское боевое облачение, я, насколько было возможно, постарался придать себе сходство с воином-ацтеком. Помимо одежды этому должны были послужить зеленые полосы, которыми я раскрасил лицо, руки и ноги. Теперь меня было не отличить от бойца племени людей-псов. Открыто разгуливать в таком виде с обсидиановым мечом я не мог, под одеждой его было не спрятать, так что мне пришлось засунуть оружие поглубже в кусты, чтобы не попалось никому на глаза. Боевой топор, не такой длинный, отправился в заплечный мешок, кинжал был упрятан в матерчатый пояс. Но и безоружный ацтек вызвал бы подозрения, поэтому я обломал толстый сук и превратил его в увесистую дубинку.
Вся моя надежда была на то, что я не наткнусь на своих бывших собратьев по племени. Правда, за прошедшие годы я подрос на несколько дюймов, а занимаясь со Щитом боевыми искусствами, изрядно раздался в плечах, так что, наверное, во мне не сразу признали бы бывшего раба Койотля. Впрочем, кто знает?
Зато попадись я людям правителя, они точно сочли бы меня предателем-ацтеком.
Ай-йо… Человек без родины, я не имел другого выхода, кроме как убить Теноча. Только его смерть могла оправдать мою мнимую измену божественному правителю.
49
Я двигался вперед по скалистым гребням, пробираясь сквозь поросль горных сосен, в то время как небольшое войско правителя следовало по дну долины. Для меня было очевидно, что Теноч станет подстерегать тольтеков где-нибудь на возвышении, чтобы издалека заметить их приближение и обрушиться на них сверху. Но не слишком высоко, иначе им потребовалось бы много времени на спуск, что лишило бы их преимущества внезапности. Следовательно, я мог быть уверен, что нахожусь выше места вероятной засады. Опережать войско правителя было совсем нетрудно, хотя в отличие от марширующих воинов мне приходилось карабкаться по горным склонам. Усталые тольтеки двигались даже медленнее, чем когда следовали в Тахин. Правитель не только щадил своих бойцов, не желая, чтобы они выбивались из сил, но и вел их осторожно, высматривая противника. Однако первым, с высоты, его должен был заметить я.
Хотя по изложенным мною выше причинам основные силы Теноча слишком высоко не поднимались, это не относилось к разведчикам, которым удобно было следить за врагом с высоты. Дабы не нарваться на них, мне приходилось таиться, что замедляло продвижение. И это при том, что я стремился добраться до Теноча прежде, чем он успеет напасть из засады.
Три часа я продирался сквозь кусты и огибал утесы, пока не углядел первый наблюдательный пункт. Пятеро ацтеков прятались за цепочкой валунов, чуть ниже вершины высившегося над долиной холма. Я присел за утесом, осторожно, стараясь не попасться на глаза, огляделся и заметил по ту сторону долины еще одну группу наблюдателей. Теперь мне предстояло двигаться с еще большей осторожностью, чтобы меня не засек кто-то из дозорных.
