Гладиатор умирает только один раз. (Сборник рассказов) (ЛП) - Сейлор Стивен
– Я так не думаю. Я наверняка знаю это. Знание пришло ко мне сразу же, как только я увидел этого человека. Должно быть, это так, как говорит Антиох: у нас есть способность отличать правду от лжи, которая не ограничивается пятью чувствами или тем, что мы называем разумом. Этот человек – Марк Варий. Я просто чувствую это!
Я посмотрел на садовника через дорогу. Он наклонился, все еще подрезая куст роз, несмотря на тусклый свет. Я почувствовал укол страха, представив конец, к которому может привести безумная идея Лукулла, если он решится последовать ей.
– Лукулл, поэтому вы пригласили меня сюда сегодня – чтобы спросить меня об этом человеке и о любом… сомнении… относительно его личности?
– Я понимаю, что обстоятельства странные, Гордиан, очень странные. Но я еще не сказал тебе самой странной вещи, которую даже я не могу объяснить.
Мое чувство страха усилилось. Я слышал, как стучало мое сердце, смех других гостей, которые теперь быстро двигались, чтобы присоединиться к нам; Я видел их как и тени, приближающиеся к нам в сумерках.
– Что случилось, Лукулл? – прошептал я.
– Этот человек, который называет себя Мото, ты помнишь, какой у него глаз отсутствует? Подумай внимательно!
– Мне не нужно думать, - сказал я. – Я только что видел его. У него отсутствует правый глаз.
– Ты уверен в этом, Гордиан?
Я сузил глаза. Я вспомнил лицо этого человека.
– Абсолютно уверен. У него нет правого глаза.
Выражение лица Лукулла выглядело ужасно.
– И все же, раньше, у Вария не было левого глаза. Теперь он здесь, притворяется этим рабом Мото, и, как ты сам видишь, у него не хватает правого глаза. Как такое может быть, Гордиан?
– Как бы мне хотелось оказаться там, Гордиан! Расскажи мне еще раз об этих вишенках. – мой хороший друг Луций Клавдий слабо улыбнулся и жестом показал рабу позади него, чтобы тот возобновил взмахи длинным шестом, увенчанным веером из павлиньих перьев, чтобы расшевелить вялый воздух. Мы откинулись на кушетках в тени фигового дерева в саду Луция Клавдия в его доме на Палатинском холме. Погода была намного теплее, чем накануне.
Мой дорогой друг, всегда дородный, стал тяжелее, чем я когда-либо е видел егораньш; его лицо, всегда румяное, стало угрожающе ярким. Его оранжевые кудри вяло свисали на лоб, а дыхание, даже в состоянии покоя, было слегка затрудненным. Прошло около четырнадцати лет с тех пор, как я впервые встретил его; время начало сказываться на нем. Меня поразило, что обильный обед, подобный тому, который накануне накрыл Лукулл, уже не так произвел впечатление на Луция Клавдия
– Ты не пробовал вишни Лукулла? – удивился я.
– Ни разу! Я слышал о них, конечно, и о том, насколько прекрасны его дом и сад; но меня туда еще не приглашали. Представь себе! Гордиан сыскарь превзошел меня в социальном статусе! На самом деле я весьма завистлив. Но с другой стороны, я никогда не чувствовал себя по-домашнему в разрозненном интеллектуальном кругу братьев Лукуллов; вся эта художественно-философская болтовня скорее отталкивала меня от блюд ивина. И все равно последние дни я редко покидаю дом. Носильщики жалуются, что я стал слишком тяжелым для них, чтобы носить меня вверх и вниз по Семи Холмам.
– Они так сказали!
– Возможно, не вслух, но я слышу их стоны и ворчание. А теперь, когда наступила теплая погода, уже слишком жарко, чтобы выходить на улицу. Я расположусь в тени этой смоковницы и останусь здесь до осени.
– А как насчет твоего этрусского поместья? Ты же любишь бывать там летом.
Он вздохнул.
– Я собираюсь отдать его тебе, Гордиан. Хочешь заняться фермерством?
– Не будь смешным! Что я знаю о сельском хозяйстве?
– Тем не менее, ты постоянно жалуешься на трудности городской жизни. Возможно, я оставлю ферму тебе в завещании.
– Я тронут, Луций, но ты, вероятно, переживешь меня лет на десять. – хотя я сказал это легко, но почувствовал укол беспокойства, что если Луций заговорил о завещании, он чувствовал себя довольно плохо? – Кроме того, ты поменял тему. Я надеялся, что ты расскажешь мне немного больше о Лукулле.
Луций Клавдий всегда был источником сплетен, особенно когда речь заходила о движущих силах и потрясениях правящего класса.
Его глаза лукаво блеснули.
– О, дай подумать. Ну, во-первых, мне показалось, будто Катон что-то замалчивает в вопросе об отце Лукулла и его скандальном конце.
– Да, меня это тоже заинтересовало, – дважды на банкете я заметил тень на лице Лукулла: сначала, когда Архиас читал свои строки о пленении одноглазого Вария, а затем еще раз, когда Катон рассказывал об отце Лукулла. – Кажется довольно странным, что старший Лукулл был отправлен в ссылку просто потому, что его кампания против восстания рабов на Сицилии застопорилась.
– О, его проступок был гораздо серьезнее, чем просто проигрыш в битве или двух! Когда Сенат отозвал старшего Лукулла от командования, его последующее поведение было непростительным - и совершенно необъяснимым, по крайней мере, для тех, кто знал его, потому что старший Лукулл всегда был образцом честности и уравновешенности. Видишь ли, когда его отозвали то, вместо того, чтобы благородно оставить преемнику свои припасы, карты и информацию о противнике – старший Лукулл вместо этого все уничтожил. Испортил оружие, сбросил запасы еды в море, даже сжег карты и записи о передвижении войск. Это было очень странно, потому что он никогда не был злобным; он скорее был больше похож на своих сыновей, и ты видел, насколько они оба приятны и спокойны. Это одна из причин, по которой его наказание было столь спорным; многие из его друзей и союзников здесь, в Риме, просто отказывались верить, что старший Лукулл поступил настолько опрометчиво. Но доказательства были неопровержимы, и суд единогласно осудил его за злоупотребления и отправил в ссылку.
– Сколько лет было его сыновьям в то время?
– Они были еще мальчиками. Нашему Лукуллу, вероятно, было не больше десяти лет.
– Суд над отцом, должно быть, был для него ужасным испытанием.
– Я уверен, что это было так, но в конце концов он использовал это в своих интересах. Вместо того, чтобы отстраниться от мира со стыда или горечи, став достаточно взрослым, Лукулл откопал немного грязи на человека, который преследовал его отца, и привлек того к суду. Все знали, что это преследование было мотивировано местью, но многие люди по-прежнему тепло относились к изгнанному Лукуллу и гордились тем, что его сын проявил такую настойчивость. Обвинение провалилось, но Лукулл заработал приличную репутацию.
– Понятно, а что еще скажешь?
Луций Клавдий хмыкнул и кивнул.
