Бернард Корнуэлл - Враг стрелка Шарпа
Сторонники Шарпа (среди них – Джилиленд) согласно качали головами.
Сэр Огастес небрежно облокотился на раструб дымохода над камином, пригладил волосы и потеребил чёрный бант:
– Признателен за лекцию, майор Шарп.
Пока стрелок говорил, полковник обдумал ситуацию и успокоился. Сообщённые Шарпом сведения о многократном превосходстве французов оправдывали действия сэра Огастеса. Кроме того, его поддерживала половина ротных.
– Ваше замечание будет записано, как вы и хотели. А ниже будет записано моё возражение. Остановить здесь французов можно, лишь имея такое же количество солдат. Я не намерен целый полк приносить в жертву вашим амбициям! Вы считаете, что мы можем победить?
– Нет, сэр.
– То-то же.
– Я считаю, что мы можем сражаться.
– Ваше предложение выслушано и отклонено. Решение принято. Выступаем завтра. Это приказ. Вы исполните приказ, майор?
– Само собой, сэр. Простите за отнятое у вас время.
Красавчик Вильям наградил Шарпа недоумённым взглядом. Фартингдейл победно выпрямился:
– Благодарю вас, майор. Итак, мы обсуждали, как поступить с простолюдинками и их приплодом. У вас были идеи, капитан Брукер?
Идеи капитана Брукера так и остались невысказанными. Шарп прочистил горло:
– Сэр.
– Да-да, майор? – преувеличенно любезно поощрил его сэр Огастес, демонстрируя, что ему тоже не чуждо великодушие победителя.
– Сознаюсь, сэр, я утаил от вас кое-что, стоящее вашего внимания.
– И что же? Не томите, майор. Мы все сгораем от любопытства.
Приверженцы Фартингдейла заулыбались. Шарп опёрся плечом на стену, сложил ладони на рукоятке палаша и лениво продолжил:
– Численный перевес противника, сэр, всякий раз заставляет меня вспомнить любимую присказку одной дамы, с которой я некогда был знаком в Лиссабоне.
– Какая дама, Шарп? Какой Лиссабон?
– Терпение, сэр. – стрелок покосился на Жозефину, – Её звали Ла Лакоста, сэр, и она любила говаривать: «Больше народу – веселей пирушка!»
Фредериксон и пара других офицеров рассмеялись, заглушив прерывистый вздох Жозефины. Сэр Огастес остолбенело смотрел на Шарпа.
– Да простит леди Фартингдейл мой грубый солдатский язык, Ла Лакоста была шлюхой. Впрочем, она и сейчас промышляет тем же ремеслом, пока супруг в Бразилии. Больше народу – веселей пирушка, сэр!
Шарп встал прямо и деловым тоном предложил:
– Мне кажется, самое время, сэр, посовещаться старшим офицерам. Майорам и выше, а? Обсудить рапорт, который я собираюсь подать в вышестоящие инстанции.
Триумф. Триумф выкладываемого на зелёное сукно козырного туза. Триумф момента, когда вражеская цепь поворачивается спиной и бежит. Триумф лицезрения сэра Огастеса поверженным, сломленным, разбитым в пух и прах.
– Э-э… обсудить?
– Да, сэр, в соседнем помещении.
Португалка выглядела потрясённой до глубины души, веря и не веря в то, что Шарп осмелился воспользоваться её секретом в собственных целях. Шарпа это мало тронуло. Он уже давным-давно не был ничем обязан Жозефине. Пройдя мимо озадаченных стрелков и фузилёров, майор услужливо открыл дверь, пропуская Фартингдейла. Вслед за полковником Шарп вышел в просторный холл, использовавшийся Потофе в качестве тронного зала. Из холла был выход на балкон. Шарп пригласил сэра Огастеса туда и, взяв из кронштейна факел, прошёл за ним. На балконе двое солдат курили трубки. Приказав им уйти, Шарп положил факел на балюстраду и взглянул на бледного полковника:
– Думаю, мы понимаем друг друга, сэр Огастес. Вы использовали подразделения армии Его Величества для спасения португальской шлюхи.
– Нет, Шарп!
– Нет? Тогда объясните мне, ради Бога, что мы тут делаем?
Несмотря на смятение, сэр Огастес сдаваться не желал:
– Мы пришли уничтожить банду Потофе и спасти заложниц.
– Шлюху, полковник. Шлюху, которую я знавал года три назад. Хорошо знавал. Как поживает Дуарте, её муж?
– Шарп!
– Хотите, перечислю тех, кто её тоже знавал в тихом домике под апельсиновыми деревьями? Или просто накатаю письмецо в лондонские газеты? Им понравится история о стрелках, штурмовавших монастырь ради спасения потаскухи сэра Огастеса Фартингдейла.
Шах и мат. Огонь, с которым Фартингдейл играл так долго, сжёг его дотла. Шарп выглянул в холл удостовериться, что там никого нет.
– Послушайте, сэр Огастес, мы можем остановить французов. Здесь. Сомневаюсь, правда, что вы – тот человек, что в силах такое провернуть. Вы в бою-то были, ну, кроме утреннего безобразия?
Слабый взмах руки.
– Нет.
– Могу обрисовать вкратце. Для обороняющегося всё выглядит так: под барабанный бой к тебе лезет орава ублюдков, ты их убиваешь партия за партией. Увы, для подобной идиллии у нас маловато людей. Будет по-другому. Первым они отобьют у нас монастырь. Поставят там пушки. Чуть дольше провозятся с башней. Поставят орудия и там. Вот тогда-то и начнётся мясорубка, полковник. Лягушатники крутят ручку, а ты, знай, уворачивайся от ножа. Желаете руководить такой обороной?
– Шарп… – в голосе Фартингдейла звучала мольба.
– Я так и думал. Возвращайтесь к остальным, сошлётесь на рану, мол, вам хуже, темнеет в глазах и тому подобное. Скажете, что передаёте бразды правления мне. Утром возьмёте свою потаскушку и уедете. Дам вам человека четыре в сопровождение. Я, в свою очередь, обещаю молчать.
– Это же шантаж, Шарп.
– Шантаж. Ну, так как, сэр Огастес? Мне дать волю красноречию, или вы уберётесь ко всем чертям, сохранив Жозефину и девственно чистую репутацию?
Фартингдейл капитулировал, чему Шарп был втайне очень рад. Он не испытывал удовольствия от унижения сэра Огастеса. Холёное, породистое лицо того враз обвисло и состарилось. Полковник жалко, будто побитая собака, посмотрел на стрелка:
– Я могу твёрдо рассчитывать на ваше молчание?
– Слово чести.
Тучи заволокли небосклон, спрятав и звёзды на юге и луну, дразня обещанием то ли дождя, то ли снега. Шарп слышал, как Фартингдейл вернулся в комнату, пожаловался на резкое ухудшение здоровья и объявил, что командующим назначается майор Шарп, а самого сэра Огастеса леди Фартингдейл сейчас проводит к доктору в монастырь.
Командующий. Всего за месяц от двадцати восьми человек до восьми сотен (считая ракетчиков). Некоторым просто жизнь не в жизнь без лишней головной боли.
После ухода Фартингдейла и Жозефины офицеры загалдели наперебой. Резкий поворот судьбы никого не оставил равнодушным. Гаркнув: «Тихо!», Шарп дождался тишины, вынул из запачканных чернилами пальцев писаря перебеленный приказ об отходе и швырнул его в камин. Бумага корёжилась и чернела в пламени, показывая малодушным, чего стоят их надежды.
