28 мгновений весны 1945-го - Вячеслав Алексеевич Никонов
Гарриман назвал и другие регионы, которые могут стать объектом советских посягательств: Македония, Турция и, конечно, Китай.
– Если Чан Кайши не сможет сговориться с коммунистами еще до того, как русские оккупируют Маньчжурию и Северный Китай, Москва определенно собирается образовать в этих районах просоветский коммунистический режим. В этом случае мы получим полностью разделенный Китай, который будет еще труднее объединить. До какой степени русские будут продвигаться во всех направлениях, зависит от степени нашего давления.
– СССР, кажется, нуждается в американских деньгах, – заметил Грю. – До какой степени на самом деле Россия зависит от США? Другими словами, как много рычагов имеется у нас?
– Очень важно не переоценивать силу Советского Союза, – отвечал Гарриман. – Его армия чрезвычайно эффективна, но представляет собой дезорганизованную массу людей. Почти все ее транспортное оснащение и значительная доля продовольственного снабжения поставляются нами. Страна все еще фантастически отсталая. Там нет нормальных автодорожных коммуникаций, железнодорожная система развита недостаточно и 90 % населения Москвы пребывает в таких условиях, которые можно сравнить только с жизнью в наших самых убогих трущобах.
Все собравшиеся дружно согласились, что экономическое давление, прекращение ленд-лиза будут эффективными рычагами влияния на политику СССР.
– Если наше правительство использует необходимые средства и будет оставаться твердым, то задача сдерживания Светского Союза будет решена, – подытожил посол.
То есть Советский Союз, который оставался союзником, почти в одиночку добивал нацизм, действительно был разрушен, а народ голоден, американцы в апреле 1945 года уже решили поставить на колени экономически. И ведь именно этот план и будет претворяться в жизнь. СССР в отличие от государств «Оси» – Германии, Италии, Японии – действительно не получит ничего на восстановление страны от своего союзника и богатейшей державы мира.
Не прошли бесследно и «героические усилия» военного представителя США в Москве генерала Дина. В эти дни американский ОКНШ пересмотрел свое решение двухнедельной давности, согласившись с рекомендациями генерала о выходе из совместных проектов и зарезервировав за собой право на ответные меры в случае дальнейшей советской неуступчивости. Новые директивы для военной пропаганды предписывали «не замалчивать трудностей» между союзниками.
В те же дни руководство разведки – Управление стратегических служб – повторной и более широкой рассылкой распространило в военно-дипломатических кругах проигнорированный Рузвельтом доклад «Проблемы и цели политики Соединенных Штатов», подводивший развернутую концептуальную базу под новую жесткую стратегию. Это тот документ, где СССР представал в роли «евразийского гегемона», способного в силу органически ему присущих «экспансионистских устремлений» и ресурсов «стать для США самой зловещей угрозой из всех известных до сих пор». В качестве инструментов «профилактического сдерживания» предлагалось исключить советское влияние в Японии, не допустить его распространения на всю Германию и Китай, а также создать систему обороны, состоящую из трех эшелонов. Первый – военно-политический блок США и стран Западной Европы. Второй – сеть военных баз от Исландии и Гренландии до Карибского бассейна. Третий – система обороны Западного полушария. Уход американских войск из Европы рассматривался равнозначным «приглашению России к берегам Атлантики».
Был и еще ряд немаловажных факторов, который заставлял искать серьезного врага и находить его именно в Советском Союзе. Владимир Печатнов совершенно справедливо указывает на «большие опасения верхушки Пентагона в связи с перспективой обвальной демобилизации и демонтажа всего военно-промышленно-научного комплекса США, созданного в годы войны и теперь казавшегося ненужным в глазах значительной части американского общества. В этой обстановке СССР представлялся идеальным эквивалентом фашистской угрозы, дающим как нельзя более подходящее и единственно правдоподобное оправдание дальнейшего наращивания американской военной мощи… “Советская угроза” стала удобным обоснованием повышенных запросов всех видов вооруженных сил в их межведомственной борьбе за долю военного бюджета. Подобной идентификации противника помогала и ставшая популярной в Вашингтоне ассоциация советского режима с нацистским на основе схожих внешних черт – автократия, “экспансионистская” идеология, враждебная либеральной демократии, и т. д.».
Холодная война вот-вот готова была начаться.
Одновременно с известием о том, что советские войска вышли на окраины немецкой столицы, в Вашингтоне президент Трумэн получил известие: «Мистер Молотов прилетит этим вечером и будет ночевать в Грейт Фоллс, штат Монтана. Время вылета завтра утром еще не определено, но уже ясно, что, если погода позволит, он доберется до Вашингтона в воскресенье вечером… Немедленно после прибытия мистера Молотова ему нужно сообщить, когда Вы его ждете».
Миссия Молотова не обещала быть легкой и приятной.
Мгновение 11
22 апреля. Воскресенье
Перед бурей
Иван Серов той ночью почти не спал – из-за грохота артиллерийских орудий 1-го Белорусского фронта. Советские артиллеристы отметили 75-летний юбилей Владимира Ильича Ленина дружным залпом по самому центру Берлина. «Как потом я утром выяснил, командир батареи приказал командирам орудий всю ночь стрелять попеременно по рейхстагу, а сам лег спать. И вот командиры орудий, соревнуясь между собой, всю ночь лупили по рейхстагу.
Утром 22 апреля, наскоро позавтракав, мы выехали в направлении рейхстага. Как раз в это время танки продвигались вперед, а под их прикрытием двигалась пехота. Наша авиация прилетала на небольшой высоте на бомбежку Берлина. В небе были видны отдельные разрывы снарядов зенитной артиллерии немцев, которые расположились в центре города.
За весь день я видел только три немецких бомбардировщика, которые беспорядочно разбрасывали бомбы над Берлином в расчете на то, что там могут оказаться русские войска… Жителей Берлина почти не было видно. Отдельные немцы выглядывали из подворотни или встречались изредка дворники в парадной форме, да и те при подходе наших танков или войск старались укрыться во дворах. Разрушенных домов было порядочно, но не так, как я ожидал».
В тот вечер на 1-м Белорусском фронте Жукова удача улыбнулась бойцам 8-й гвардейской армии Василия Ивановича Чуйкова. Той самой, которая с тем же командующим защищала Сталинград, а теперь – символизм был совершенно сознательным – была нацелена на рейхстаг. Армия готовилась на следующий день приступить к форсированию Шпрее. «Дивизии должны выйти к реке и на приданных автомашинах-амфибиях (их у нас было 87) перебросить через реку свои передовые отряды и захватить переправы, – рассказывал Чуйков. – План форсирования был разработан детально. Казалось, мы все учли. Но на войне часто бывает, что планы выполняются не так, как намечалось…
Пока размножался и рассылался приказ, части 28-го и 29-го гвардейских стрелковых корпусов вышли на берег Шпрее. Здесь бойцы нашли множество спортивных весельных и моторных лодок, а также несколько большегрузных барж. Командиры подразделений, не ожидая приказов и
