Михаил Попов - Паруса смерти
Послышался стук копыт с той стороны, где находилась передовая линия. Это прискакал лейтенант Лопес. Спрыгнув на землю, он вытянулся перед импровизированным губернаторским столом.
— Новости? — поинтересовался его высокопревосходительство.
— Нет.
— Так зачем тебя послали?
— Капитан Пинилья велел передать, что стрелки его роты вот уже полтора часа находятся в виду окраин города.
Дон Антонио специально взял с собой в поход капитана, забрав его из подчинения дону Ангеррану де ла Пенья. Капитан был единственным, кто имел положительное сальдо в смертельной торговле с Олоннэ. Присутствие такого человека в своем войске дон Антонио считал хорошим знаком.
Лейтенант Лопес продолжал:
— Один бросок — и мы можем овладеть внешними укреплениями. Они никем не охраняются.
Губернатор с некоторым неудовольствием подумал, что капитан, конечно, очень хороший офицер, но уж больно беспокойный.
— Может быть, корсаров уже нет в городе, а, лейтенант?
Лейтенант пожал плечами.
— Может быть, они уже грузятся на корабли. Прослышали о нашем приближении и бегут.
Лейтенант снова не нашел ничего лучшего, как сделать движение плечами.
— Набросившись на них, не приведем ли мы их в состояние ярости? Не станут ли они сопротивляться, как загнанные в угол крысы?
— Все возможно, ваше высокопревосходительство.
— А на улицах города, без пушек, без всякого строя и порядка, не превратятся ли наши шансы на победу из подавляющих в сомнительные?
— Очень может быть, ваше высокопревосходительство.
— То-то и оно.
После каждого произнесенного им предложения дон Антонио отхлебывал из кубка. После «то-то и оно» кубок опустел. Завтракающий военачальник хотел было обернуться, чтобы сделать соответствующий знак камердинеру, но тут снова послышался стук копыт. Вслед за ним из-за стены магнолий выплыл грохот ружейной пальбы.
— Что это там? — поинтересовался губернатор у лейтенанта, как будто тот мог что-то знать.
Новый вестник был в растерзанном камзоле, щека расцарапана — продирался напрямик через колючие кусты.
Стоявшие в отдалении штаб-офицеры сбежались к барабану, на котором валялись кости куропатки и пустой серебряный бокал.
— Что это там? — повторил свой вопрос его высокопревосходительство, вставая и выдергивая салфетку из-за ворота.
Окровавленный вестник, перебарывая схвативший его за горло спазм, пробормотал:
— Страшная резня. Они пробрались по дну высохшего ручья и как будто из-под земли… Они как бешеные звери. Стрелки уже не выдержали и разбегаются. Кирасиры…
— Что кирасиры?!
— Кирасиры пытаются унять лошадей, испуганных горящей паклей… Откуда-то появились вязанки с соломой. По всему склону оврага горит сухая трава, лошади сбились в кучу…
Губернатор швырнул говорившему в голову скомканную салфетку, как бы приказывая заткнуться.
— Капитан Клавихо!
Капитан вырос из-под земли.
— За тем ручьем две роты добровольцев?
— Да.
— Идите вдоль течения и там, где ручей плавно изгибается, займите оборону на этом берегу. Зарядите все аркебузы и пистолеты. Огонь залпами. Когда они поймут, что эффект неожиданности утрачен, они откатятся.
— Понимаю, ваше высокопревосходительство.
— Лопес!
— Я здесь.
— Пинилья, судя по всему, благополучно сдохнет без вас. Будете помогать капитану Клавихо.
Оба офицера бегом направились в указанном направлении.
— А мы, — дон Антонио оглядел оставшихся, — а мы, господа, займемся организацией обороны на этом рубеже. Лейтенант Гарсиа, лейтенант Асприлья, вам подробно нужно объяснять, что делать, или кое-что соображаете и сами?!
Лагерь мгновенно был охвачен множественным, полупаническим движением. Дон Антонио не принимал участия в общей суете. Он стоял в задумчивости, почесывая переносицу и шепча про себя: «Когда они успели так подготовиться к встрече, когда?!»
— Де Молина! Что ты там натворил, ублюдок!
Надо сказать, что валявшийся на соломе урод тоже пребывал в состоянии совершеннейшей растерянности. Он все сделал, как было велено. Лишь утром сообщил Олоннэ о приближении испанского войска, разыграв сцену внезапного раскаяния. По мнению дона Антонио, узнав это, корсары должны были сломя голову броситься к кораблям и немедленно отплыть, чтобы попасть под огонь замаскированной батареи. Сам де Молина, он же Лупо, считал, что испанский губернатор в своих расчетах не ошибается. Корсары поступили по-другому. Против законов здравого смысла и в соответствии с тайными ожиданиями дона Антонио. Надобно только заметить, что ожидания эти хотя и были тайными, но от этого не перестали быть глупыми. Его высокопревосходительство ждал грубой, лобовой, основанной на одной лишь безумной ярости атаки. Он предполагал хладнокровно расстрелять толпу кровожадных идиотов. Но он не мог себе представить, что лютая злоба, кипевшая в сердце каждого корсара, совместится с ледяным спокойствием и острой изобретательностью их предводителя. А такое сочетание превращается в смертельное оружие.
Де Молина лежал на трухлявой подстилке и прислушивался к шуму недалекого боя. Вдоволь наудивлявшись тому, как повернулись события, он начал размышлять над тем, что ждет его в ближайшем будущем. Ему не понравились последние слова, сказанные ему Олоннэ. Не понравились и озадачили. Что это за тайный смысл, что несомненно чувствуется в них?
Еще он думал: вполне возможно, что дон Антонио будет убит во время сегодняшнего боя — судя по грохоту, сражение идет нешуточное. Что тогда станется с дочерью? И посвящен ли кто-нибудь, кроме губернатора, в суть его договора с сеньором де Молиной? Может, смерть губернатора закроет все счета?
Пока он размышлял, четыре сотни корсаров с гиканьем и ревом рвались через заросли, преследуя ретирующихся испанцев. Сделав один шаг к отступлению, трудно остановиться. Напрасно те из испанских офицеров и сержантов, в ком сохранилась воля к сопротивлению, пытались сколотить хотя бы небольшие группы стрелков и пикинеров. Стоило перед такой группой человек из десяти — пятнадцати, замерших с выставленными вперед пиками и аркебузами, появиться двум корсарам с окровавленными саблями в руках, как солдаты католического короля бросались врассыпную.
Дон Антонио сам проследил за установкой пушек и четырех небольших мортир. Все было сделано по всем правилам военного искусства — пространство перед палаточным лагерем простреливалось полностью. Пусть в рукопашном бою средний испанский пехотинец уступает любому корсару, но пушки есть пушки. Пусть орут и размахивают своими кровоточивыми клинками сколько им будет угодно, посмотрим, как они запляшут, когда на них обрушится хорошая порция картечи.
