История Византийской империи. От основания Константинополя до крушения государства - Джон Джулиус Норвич
Имея вкус к дорогим вещам и средства для их приобретения, император затеял в столице масштабную программу строительства, которая сосредоточилась на Большом дворце. Изначально здание было заложено Константином в эпоху основания города, но его в значительной степени перестроили при Юстиниане. Феофил полностью его переделал, выстроив новые помещения из мрамора и порфира, со стенами, выложенными великолепным мозаиками. К северо-востоку от Большого дворца, рядом с храмом Святой Софии, находился дворец Магнавра, также построенный при Константине; именно там Феофил установил свою самую знаменитую механическую игрушку. Послы, которых принимали в этом дворце, с изумлением видели перед собой императорский трон, стоящий в тени золотого платана, на ветках которого сидели украшенные драгоценными камнями птицы; казалось, что некоторые из них спорхнули с дерева на трон. Вокруг трона лежали львы и грифоны с поднятыми головами, тоже сделанные из золота. Еще больше изумлялись гости, когда по сигналу животные вставали, львы рычали, а все птицы одновременно пели. Внезапно этот хор прерывался звуками музыки, которые издавал золотой орган, после чего наступала тишина, в которой можно было беседовать. Когда гость вставал, чтобы удалиться, все повторялось, и хор животных и птиц звучал до тех пор, пока он не покидал зал.
Справедливым будет добавить, что Феофил тратил много времени и средств на оборону Константинополя. Когда город осаждали войска Фомы, некоторое беспокойство вызвали стены вдоль берега Золотого Рога. Задуманный Михаилом II амбициозный план сделать их выше по всей длине был почти целиком осуществлен Феофилом. Возможно, он был расточителен и эгоистичен, но прекрасно понимал, что у него есть обязанности, и никогда от них не уклонялся.
По грустной иронии судьбы этот самый проарабский из всех императоров провел почти все годы своего царствования в войне с исламом. В течение шестнадцати лет на восточной границе все было спокойно: халифат, занятый внутренними проблемами, прекратил ежегодные вторжения. Затем, в 829 году, столкновения вспыхнули снова. В первых кампаниях удача была на стороне Феофила. Он провел успешный поход на территорию врага в 830 году, а в 831 году взял инициативу в свои руки и вторгся в находившуюся в руках мусульман Киликию. По возвращении в Константинополь Феофил устроил торжественный въезд победной армии в город, но, увы, празднование оказалось преждевременным, а успех недолговечным: осенью того же года императорская армия потерпела сокрушительное поражение. Смерть аль-Мамуна в августе 833 года дала византийцам небольшую передышку, пока его младший брат и преемник аль-Мутасим пытался разрешить обычные трудности с подтверждением собственной власти; но в 837 году война возобновилась. Феофил, который за это время многое успел сделать для укрепления армии, предпринял достаточно успешные (по крайней мере, в его глазах) походы в Месопотамию и Западную Армению, чтобы стать поводом еще для одного триумфального празднества. Однако он снова праздновал слишком рано. В апреле 838 года аль-Мутасим выехал из дворца в Самарре во главе армии, численность которой составляла около 50 000 человек, столько же верблюдов и 20 000 мулов. На его знамени было написано одно-единственное слово – Аморий, родной город императорской семьи и второй по величине город в империи, который аль-Мутасим намеревался превратить в руины и не скрывал этого. Неделю спустя Феофил двинулся из Константинополя с намерением перекрыть ему дорогу, и его армия встретилась с одним флангом сарацинского войска у Токата, под проливным дождем. Вскоре император увидел, что его противоположный фланг испытывает трудности, и повел 2000 человек на подмогу; к несчастью, он забыл сказать младшим командующим, что именно он собирается сделать, и его неожиданное исчезновение породило слух, что он убит. Началась паника, за которой, как всегда, последовало бегство; и, когда дождь прекратился, Феофил понял, что он и его люди окружены. Каким-то образом – во многом благодаря тому, что тетивы вражеских лучников были бесполезны под дождем – им удалось с боем прорваться, но битва была проиграна, а халиф уже шел на Анкару, которая пала без борьбы несколько дней спустя.
Вскоре за Анкарой последовал и Аморий. Многие его обитатели укрылись в большом храме, где завоеватели сожгли их заживо; других взяли в плен и увели в рабство. По пути, когда запасы воды у арабов уменьшались, пленных убивали или оставляли умирать от жажды в пустыне. Лишь 42 человека выжили в этом походе обратно в Самарру. В течение семи лет плена они упорно отказывались отречься от своей религии, и в конце концов им предложили выбор: обращение в ислам или смерть. Все они без колебаний выбрали смерть, и 6 марта 845 года их обезглавили на берегу Тигра; они вошли в историю Греческой православной церкви как 42 мученика из Амория.
В Константинополе это трагическое событие расценили как личное оскорбление, нанесенное императору и его семье. Серьезно встревоженный Феофил немедленно отправил личное послание западному императору Людовику Благочестивому, в котором обращался со страстной мольбой о помощи и предлагал совместную атаку на арабов. Союз между двумя императорами предлагалось скрепить браком между одной из его дочерей и внуком Людовика I, будущим Людовиком II. Византийских послов тепло приняли при дворе Людовика в Ингельхайме в июне 839 года, и переговоры продолжались с перерывами следующие четыре года, несмотря на то что оба императора за это время умерли. Если бы переговоры были плодотворными, то эпоха крестоносцев настала бы примерно на 250 лет раньше; однако они так ни к чему и не привели. Халиф не стал доводить свою победу до конца, и только в 842 году огромный флот отплыл из сирийских портов в Константинополь. Флот пал жертвой внезапного шторма, и из всех кораблей уцелело лишь семь; однако аль-Мутасим так и не узнал об этом несчастье: 5 января он умер в Самарре, а всего через пятнадцать дней Феофил последовал за ним.
Поскольку Феофил восхищался арабским искусством и образованностью, нет ничего удивительного в том, что он разделял иконоборческие убеждения своих непосредственных предшественников; однако он не был фанатиком. Лазаря, выдающегося иконописца того времени, высекли кнутом и выжгли клеймо на ладонях (надо признать, сделано это было после многочисленных предупреждений), однако известно, что после освобождения он выполнил по меньшей мере два важных заказа, в том числе и гигантскую фигуру Христа вместо той, которую убрал с ворот Халке Лев V, так что нанесенные ему увечья не могли быть слишком тяжелыми.
В целом складывается впечатление, что в случаях, когда император предпринимал карательные меры, его мотивы были больше политическими, нежели религиозными. Феофил не допускал публичной демонстрации культа икон в Константинополе, но в любых других областях империи, а также в своих частных домах в столице его подданные могли поступать как считают нужным. Возможно, сам Феофил подсознательно понимал, что силы
