Сергей Шведов - Золото императора

— Комит Прокопий, насколько я знаю, был далеко не глуп, — задумчиво проговорил Трулла. — И вряд ли он доверил свою тайну одному человеку.

— Ты хочешь сказать, что Руфин и Фаустина владеют только половиной сведений о том, где спрятаны сокровища Прокопия и, только объединив усилия, они смогут до них добраться? — нахмурился Телласий.

— А ты поставь себя на место Прокопия, сиятельный. Человек загнан в угол, соратники предают его один за другим. Фаустина ему ничем не обязана, скорее уж это он обязан ей. Доверить легкомысленной женщине столь важную тайну полностью было бы слишком опрометчиво. То же самое можно сказать и о Руфине. А ведь Прокопий хоть и терпел поражения, но все-таки надеялся вывернуться из сложной ситуации. Нет, Телласий, мятежный комит наверняка придумал какую-то хитрость, чтобы ввести в заблуждение не только дальних, но и ближних.

— А о какой сумме идет речь? — спросил Телласий.

— Трудно сказать, сиятельный, — развел руками Трулла. — По моим сведениям, в Константинопольской казне были собранны ценности в монетах, слитках и драгоценных изделиях на сумму приблизительно в три миллиона денариев. Часть из них, скорее всего существенную, Прокопий потратил. Думаю, можно с уверенностью сказать, что речь идет о двух миллионах денариев минимум. Треть этих денег я предлагаю тебе.

У Телласия закружилась голова, он даже схватился за стол, чтобы не упасть. Сумма выглядела умопомрачительной. А семьсот тысяч денариев не только решили бы все проблемы префекта Рима, но и обеспечили бы ему безбедную старость. Тем не менее он все-таки спросил у Труллы:

— А почему не половину?

— Но я обещал треть куриалу Модесту, — смутился Трулла.

— А зачем нам Модест? — вперил Телласий маленькие острые глазки в гостя. — Мы способны решить все задачи без его помощи.

— Но у Руфина под рукой сотня отчаянных головорезов, — попробовал протестовать Трулла.

— У нас будет двести, нет, триста городских стражников! — вскричал Телласий. — Этого вполне хватит, чтобы захватить и Руфина, и Фаустину.

— А как же Федустий? — напомнил префекту гость. — Наверняка вилла Гортензия охраняется.

— А что нам комит? — пожал плечами Телласий. — Мы ведь охотимся за мятежниками. И если этот твой нотарий окажется у нас в руках, я как префект города Рима вправе его допросить с пристрастием. И не моя вина, если в результате этого допроса он умрет. Половина, Трулла, и ни на денарий меньше!

— Ладно, — махнул рукой патрикий. — Твоя взяла, сиятельный Телласий. И да поможет нам христианский бог в этой охоте за язычниками.

Глава 6 Месть раба

Руфин сам явился к Трулле за нужными сведениями, чем окончательно развеял все сомнения последнего по поводу своих истинных целей. Возможно, в былые годы, теперь уже почти легендарные, в Риме нашлись бы благородные мужи, готовые рисковать жизнью и свободой ради женщины, но нынешнее время к таким безумствам явно не располагало. Иное дело деньги. Ради золотых денариев даже осторожный Трулла готов был рискнуть если не головой, то здоровьем. Справедливости ради следует отметить, что молодой патрикий принял необходимые меры предосторожности и проник в дом бывшего префекта через окно. Увидев его в своей спальне, Трулла едва не закричал от страха, но, к счастью, быстро овладел собой.

— Ты напугал меня до икоты, светлейший Руфин.

— Так будет лучше и для тебя, и для меня, — усмехнулся гость, бросая к ногам хозяина очередной мешок с золотом. — Надеюсь, ты выполнил свои обязательства, сиятельный Трулла?

— Я всегда держу данное слово, — усмехнулся бывший префект. — Фаустина находится на вилле негоцианта Гортензия. Тебе это имя известно?

— Наслышан, — кивнул Руфин. — Он, кажется, один из главных кредиторов нынешнего префекта города Рима.

— Неужели? — удивился Трулла. — А я, признаться, слышу об этом в первый раз.

— Тем не менее о местонахождении Фаустины ты узнал именно от Телласия, — усмехнулся Руфин.

— Твои люди следили за мной?

— Разумеется, — подтвердил бывший нотарий.

— В таком случае ты, вероятно, знаешь, что мне пришлось выложить за эти сведения крупную сумму? — печально вздохнул Трулла. — Но что не сделаешь ради старого знакомого. Тебе следует поторопиться, светлейший Руфин. Федустий собирается отправить вдову Констанция в Медиолан.

— Когда?

— Не знаю, — развел руками Трулла. — Возможно, завтра по утру.

— Придется рисковать, — задумчиво покачал головой Руфин и пристально глянул в глаза струхнувшему патрикию.

— Я, конечно, не могу утверждать с полной уверенностью, что мои сведения верны… — начал было оправдываться Трулла, но Руфин прервал его на полуслове.

— Ты не единственный мой источник, патрикий.

— Разумно, — похвалил предусмотрительного гостя хозяин. — Мне остается только пожелать тебе успеха, Руфин. И еще — будь осторожнее, не разгуливай среди белого дня по городу. Поверь мне на слово, у Федустия под рукой очень опытные агенты, а ты представляешь для них лакомую добычу.

— Сегодня ночью я покину Рим, — вздохнул Руфин. — Вряд ли мы когда-нибудь увидимся, сиятельный Трулла, но я никогда не забуду ни твоей услуги, ни твоего доброго отношения ко мне.

Руфин крепко обнял на прощание смутившегося патрикия и выпрыгнул в окно. Трулла вздохнул и покосился на мешок с золотом. На ум ему почему-то пришла история Иуды, предавшего Христа, но он тут же себя обругал за столь кощунственные мысли. Во-первых, Руфин язычник, и всякий благочестивый христианин просто обязан держаться от него подальше, во-вторых, он мятежник, а следовательно, заслуживает кару не только божью, но и императорскую. Наконец, речь шла не о тридцати серебрениках. На кон был поставлен миллион. Римский патрикий — это вам не иудей, и за меньшую сумму он мараться не стал бы.

Высокородный Федустий слушал Пордаку с большим интересом. Причем этот свой интерес он даже не пытался скрыть. Префект анноны сидел у стола, а комит схолы тайных агентов прохаживался по обширному помещению, поглаживая чисто выбритый подбородок. Вообще-то христианину следовало отпустить бороду, но, к сожалению, борода Федустию не шла, более того, она делала его похожим на варвара, что сильно задевало его гордость. А комит тщательно следил за тем, какое впечатление он производит на людей. К счастью, он не был склонен к полноте и, дожив до сорока годов, сохранил почти юношескую стройность фигуры. В укор, кстати говоря, многим римским патрикиям, которых полная удовольствий жизнь превращала в расслабленных старцев еще в относительно молодые годы. И в результате империя буквально задыхалась от недостатка умных и деятельных людей.