Эльвира Барякина - Белый Шанхай
Прибегают стражники и забирают тех, кто не успел удрать, а через несколько минут на поле брани появляются мальчишки-старьевщики и собирают истоптанные портреты.
Я решил, что пробуду в Кантоне еще пару недель и в конце октября попробую вернуться в Шанхай и забрать Нину и Китти. Куда мы поедем, я не знаю. Мировая война породила невиданное переселение народов и, как следствие, ужесточение визовых режимов, так что в других странах нас не примут. Мы осели в Китае только потому, что пекинское правительство не имеет ни сил, ни времени заниматься проблемой иммигрантов.
Денег в обрез, и я очень благодарен Назару за то, что он поселил меня в своей комнате. Я спросил, как мне его отблагодарить, и он сказал, что самый лучший подарок — это совместная революционная борьба.
Мне пришлось написать очерк о волнениях в Кантоне и отнести его в «Народную трибуну». Там меня долго хвалили и даже выдали награду — третий том из собрания сочинений Ленина.
— Это прекрасно, что вы можете писать по-английски! — сказала мне редактор, милая американская девушка, влюбленная в социализм. — Давайте вы каждую неделю будете писать о прошедших в городе митингах и демонстрациях?
Если бы мне пообещали гонорар, то я, может, и согласился бы, но стараться ради еще одной книги Ленина я не готов. Мне и одной вполне хватило: она немного мягче фарфорового кирпича и служит мне вместо подушки.
5
Советские работники в Кантоне называют себя «Южно-китайская группа» и живут трудной, духовной и замкнутой жизнью воинствующих монахов — с той лишь разницей, что советское государство платит им жалованье и позволяет заводить семьи.
Я с любопытством приглядываюсь к своим соседям по общежитию.
Они молоды и горячо преданы революции. Многие привезли с собой жен: часть из них служит стенографистками и переводчицами, часть занимается столовкой, кружковой работой и стенгазетой.
На Западе считается, что большевики — это материалисты. Какое там! Их жизнь подчинена строгой обрядовости — с песнями, проповедями и праздничными ритуалами, а любые вопросы решаются с помощью цитат из священных книг: «ветхого завета» от Карла Маркса и «нового завета» от Владимира Ленина.
Мои соседи — неплохие ребята и с ними вполне можно ладить, но как только речь заходит о борьбе, они превращаются в суровых крестоносцев, которые не испытывают никакой жалости по отношению к еретикам.
Если средневековые фанатики во всем видели козни дьявола, то большевикам то и дело мерещатся «паутины заговоров против СССР». Роль Сатаны у них исполняет жирный господин в цилиндре и монокле — вездесущий и зловредный Империализм. У него есть прислужники, в том числе эмигранты, «изменнически перешедшие в лагерь врагов прогрессивного человечества». Злые силы мечтают всех поработить, и, если бы не спаситель-Ленин, мир давно бы погрузился во тьму.
На первом этаже нашего общежития висит довольно любопытная карта мира. СССР на ней обозначен красным цветом, а Москва — звездой, от которой расходятся яркие лучи. Все остальные страны изображены черным. Когда-то точно так рисовали географические карты со священным центром в Иерусалиме и землями «поганых» на окраинах.
Забавно, что большевики называют «революционным сознанием» крайний консерватизм и приспособленчество к мнению начальства, а «реакцией» — малейшее отклонение от догмы. Истина уже установлена и ничего нового искать не нужно — достаточно толковать «священное писание». За любые крамольные помыслы еретик должен «отвечать перед народом», то есть публично каяться на партсобрании.
Вообще тема вины и искупления является ключевой в жизни нашего общежития. Мои соседи обрушивают «шквал пролетарской критики» друг на друга, а потом, как ни в чем ни бывало, сидят на кухне и пьют чай. Есть в этом какие-то отголоски хлыстовщины[10]: ты меня ударишь, я тебя, боль искупит наши грехи, и мы вместе спасемся.
Странный парадокс: цель коммунизма — светлое будущее, а прямо сейчас мы не имеем права быть счастливыми. Хороший человек обязан не радоваться жизни, а страдать за народ: собственно, этим и занимаются мои соседи. Они отправляются на край земли, чтобы подвергать себя опасности, терпеть адскую жару и комаров и регулярно болеть кожными и желудочными болезнями. Им трудно и страшно, они чувствуют себя отрезанными от всего мира — точно так же, как первые миссионеры, приехавшие в Китай несколько столетий назад. При этом они абсолютно уверены в том, что делают нужное дело.
Я недоумеваю: неужели они всерьез надеются совершить переворот в стране, которую они не знают и не понимают? Никто из них не говорит по-кантонски и у них нет возможности познакомиться с местным населением. Откуда им знать, о чем мечтают китайцы? Кто им сказал, что многомиллионному народу Поднебесной хочется устроить у себя то же безобразие, что и в России?
Ответ напрашивается только один: мы живем во времена, когда ни одна страна в мире не может позволить себе изоляцию. Всем есть дело до всех, все считают себя вправе совать нос в чужой огород. Раньше земной шар представлял из себя «деревню», где у каждого была своя изба и хозяйство, а теперь мы превратились в горожан, живущих в многоквартирном доме: у нас общий подъезд, свет и канализация. Понятное дело, что каждый жилец мечтает обустроить дом по-своему и где силком, где уговорами перетягивает соседей на свою сторону. Бесполезно спрашивать — морально это или аморально: такова плата за прогресс и коммунальные удобства.
На самом деле никакого «торжества пролетарской идеи» в Кантоне не будет — за отсутствием пролетариата. Кантон — это город, населенный ремесленниками, рыбаками и торговцами. Тут нищие толпами следуют за любым белым человеком и выпрашивают деньги: «Комсо! Комсо!» Тут портреты Маркса украшают цветами, как изображения Будды, а бóльшая часть города выглядит так, словно на дворе не двадцатый, а шестнадцатый век.
Я затылком ощущаю готовность Кантона к насилию, но если взрыв действительно произойдет, то на почве национализма или противоречий между правящими кланами. А большевики тут — богатые дядюшки на чужой свадьбе, которых пригласили только потому, что они делают щедрые подарки.
В нашем общежитии никто не спрашивает друг друга о прошлой и нынешней службе, потому что каждый выполняет секретное задание по линии партии, Разведывательного управления, Наркомата по иностранным делам, Коминтерна и ОГПУ.
Сегодня ко мне подошел тихий молодой человек, числящийся завхозом, и стал осторожно расспрашивать: кто я и откуда. Я сурово посмотрел на него и попросил не задавать лишних вопросов.
