Рафаэль Сабатини - Белларион
— Клянусь, если осада затянется, мы сами начнем голодать, — ответил ему Джазоне Тротта, на людей которого была возложена обязанность нести интендантскую службу. — Мои всадники опустошили все на добрых десять миль окрест.
— Непостижимо, чем только они питаются, — добавил Кенигсхофен, задумчиво поглаживая свою рыжую, внушительную бороду.
— Именно это меня и беспокоит! — воскликнул Фачино. — Их наверняка снабжают извне.
— Но это невозможно! — горячо воскликнул Карманьола, отвечавший за надежность расставленных вокруг города кордонов.
— Это единственное, что приходит в голову, — задумчиво произнес Белларион. — Не едят же они друг друга.
Голубые глаза Карманьолы, услышавшего в его словах еще один намек на недостаточную бдительность его солдат, злобно блеснули.
— Вы говорите загадками, — пренебрежительным тоном произнес он.
— Я совсем забыл, что вы не мастер разгадывать их, Франческо, — не повышая голоса, парировал Белларион.
— Черт возьми, что вы имеете в виду? — воскликнул Карманьола, тяжело поднимаясь с кресла.
Но тут до ушей Фачино долетел далекий торопливый стук копыт.
— Тише вы, телята! — рявкнул он. — Вы слышите? Кто может ехать сломя голову в такой час?
Стояла душная безветренная июльская ночь, и окна в доме были распахнуты настежь.
— Это не из Алессандрии, — сказал Кенигсхофен, прислушавшись.
— Конечно, нет, — буркнул Фачино, и в комнате воцарилось напряженное, выжидательное молчание.
Карманьола подошел к двери и настежь распахнул ее. Всадники уже въехали на деревенскую улицу и, заметив его высокую фигуру в освещенном изнутри дверном проеме, чуть притормозили лошадей.
— Нам нужен синьор Фачино Кане, граф Бьяндратский, — на ходу выкрикнул один из них. — Где его можно найти?
— Здесь! — заорал в ответ Карманьола, и из-под лошадиных подков посыпались искры, когда всадники резко осадили своих скакунов.
Глава XII. ВЕРНОСТЬ ВИСКОНТИ
Глаза Фачино Кане расширились от изумления, когда в закутанной в плащ фигуре, возникшей на пороге комнаты, он узнал свою жену, но еще больше он удивился, увидев сопровождавшего ее Джованни Пустерлу да Венегоно, двоюродного брата того самого Пустерлы, который был кастеляном в Монце и которому Джанмария приказал отравить свою родную мать.
Пытаясь замаскировать матереубийство, Джанмария обвинил в нем своего чересчур верного кастеляна, казнил его без суда и следствия, а затем поклялся стереть с лица земли весь род Пустерла; так что тот затравленный гончими несчастный, повстречавшийся Беллариону на заливных лугах возле Аббиатеграссо, был пятой невинной жертвой герцога. Джованни Пустерла был среднего роста и крепкого телосложения, черноволосый, но с густой проседью, хотя ему едва перевалило за тридцать; высокий прямой нос и сверкавшие неуемной энергией темные глаза, посаженные, пожалуй, чересчур близко к переносице, придавали его гладко выбритому лицу горделивое и решительное выражение и с первого взгляда внушали к нему невольное уважение.
Фачино грубовато, по-солдатски приветствовал их, и в его интонациях сквозили вопросительные нотки.
— Ты хвораешь, Фачино! — озабоченно устремилась герцогиня к мужу, сидевшему на скамье и вытянувшему на ней свою больную ногу, и наклонилась к нему для поцелуя.
— Это не имеет значения, — раздраженно ответил он, недовольный тем, что она отвлекалась на такие пустяки, однако его лицо все же несколько прояснилось. — Как ты оказалась здесь, Биче, да еще вместе с Венегоно?
— Ты удивлен? — ответила она вопросом на вопрос. — Будь уверен, что этого никогда бы не произошло, если бы ты хоть изредка прислушивался ко мне.
— К черту лирику! Объясни мне, почему ты здесь?
Она секунду помедлила и затем повернулась к своему спутнику.
— Скажите ему, мессер да Венегоно.
— Мы здесь для того, чтобы сообщить вам о том, что происходит в Милане, — немедленно ответил тот, оживленной жестикуляцией и постоянной сменой выражения лица выдавая импульсивность своей натуры. — Вам ничего не известно об этом, синьор?
— Каждую неделю я получаю депеши от его высочества, и в них нет никаких тревожных известий.
— А вы не в курсе, что Малатеста Пандольфо и его брат Карло находятся в Милане с пятитысячной армией?
— Они осаждают Милан? — откровенно удивился Фачино.
При этих словах графиня горько рассмеялась и Венегоно присоединился к ней.
— Как бы не так! Герцог сам пригласил их туда. Второго числа этого месяца синьора Антония Малатеста и Джанмария сочетались браком, и ее отец был назначен наместником Милана.
В комнате воцарилась гробовая тишина. Новость показалась всем чересчур невероятной, и Фачино первым выразил сомнения в ее истинности.
— Синьор, я говорю вам о том, что я видел своими глазами.
— Как, неужели вы были в Милане? Вы?
Кривая усмешка исказила лицо Венегоно.
— В Милане осталось еще немало стойких гибеллинов, готовых укрыть меня. Мы, Пустерла, не лезем на рожон, но и не прячем голову в кустах. Только поэтому так много нас пало от руки проклятого герцога.
Не произнося ни слова, Фачино лишь мрачно смотрел на него исподлобья.
— Теперь ты понимаешь, почему я здесь, Фачино, — с явным упреком в голосе продолжила графиня. — Разве можно было оставаться в Милане жене человека, которого герцог вознамерился преследовать и уничтожить любой ценой — даже положив свою шею под пяту Малатесты?
— Но как же Габриэлло? — вскричал Фачино, не желая обращать внимания на второстепенные детали.
— Габриэлло оказался точно такой же жертвой, как и вы и как всякий гибеллин в Милане, — поспешил с ответом Венегоно. — Это дело рук делла Торре. Неизвестно, чего ради он так старается, но вполне возможно, что он пытается оживить старое соперничество между Висконти и Торрани и надеется в конце концов погубить герцога.
— Но неужели этот слабак Габриэлло даже пальцем не пошевелил…
— Габриэлло заперся в замке Порто-Джовия, спасая свою жизнь, и с ним находятся его двоюродные братья Антонио и Франческо Висконти, а также немало других гибеллинов, в том числе и мой двоюродный брат, другой Джованни Пустерла. Малатеста осаждает их, и Джанмария назначил награду за голову своего брата, который столько раз спасал его от справедливого гнева коммуны и народа. О Боже! — патетически закончил он. — Если бы великий Галеаццо видел, что сделал этот выродок с огромным государством, которое он создавал с таким трудом!
Наступило молчание. Фачино, опустив голову и насупив брови, кончиком ножа чертил геометрические фигуры на поверхности стола. Наконец, не прекращая своего занятия, он заговорил:
