Галина Долгая - Шепот Черных песков
– Он хочет пить… отец просит воды!.. – Кудим еле разомкнул рот, чтобы произнести слова. Он сам слышал, как они тягуче стекают с его губ, и, как пролитая в песок вода, бесследно исчезают в могиле.
Ахум наблюдал за братом, не вмешиваясь, но приглядываясь к выражению лица Персауха. Ахум умел контролировать себя и различать происходящее на земле и за чертой, разделяющей жизнь и смерть. Когда он понял, что дух отца признал в ювелире своего младшего сына, он встал между матерью и братом, оградив его от ворот в царство Эрешкигаль и предоставив Цураам бродить там, куда вправе попасть только избранным.
Очнувшись, Кудим увидел, как Цураам поникла, опустив голову на грудь. Он протянул руку, желая поддержать мать, но брат остановил его. Никто не мог мешать старой жрице общаться с духами в их мире, даже сын.
– Мы с тобой пойдем, – шепнул Ахум, и его слова с трудом просочились в уши Кудима, все еще витающего в междумирье, но теперь уже только мыслями, – за мать не беспокойся – за ней приглядывают.
Ноги плохо слушались, но Кудим старался не отставать от брата. Он только оглянулся на мать, и в тот момент Цураам вскинула руки, покрывало с ее головы соскользнуло. Ее голос возвысился.
– Идем, брат, идем, – Ахум приобнял Кудима, уводя его. – Она разговаривает с отцом.
– О чем?
– Мало ли, – неопределенно ответил брат, – те, кто там, знают больше нас, могут помочь советом, если уметь слышать.
Туман в голове наконец рассеялся, и Кудим снова почувствовал твердую почву под ногами. Сухая от зноя, на поверхности глина превращалась в пыль. Случайный ветерок то там, то здесь вздымал ее, закручивая в тонкие воронки. Они носились по улицам и площадям, бывшими в это время дня безжизненными. Люди прятались от горячих солнечных лучей под крышами домов и под открытыми ветрам навесами. Но ветер не мог остудить летнего зноя, напротив, он обжигал лицо. Только у воды еще можно было почувствовать прохладу, но Мургаб тонким ручейком протекал в стороне, и в городе Белого Верблюда царила пустыня.
– Почему вы остановились здесь? – поинтересовался Кудим. – Здесь нет воды…
– Когда мы пришли – вымотанные долгим переходом по пустыне, вода была. Отец хотел вести нас дальше, но люди решили остаться здесь. Тогда еще не было зноя, Мургаб широко растекался над песками, его берега были зелены. Отец после жалел, что не настоял на своем. Но, с другой стороны, мы остались независимыми, когда пришли остальные племена. Кому нужны такие земли?!
– Мда… А как отец умер?
– Не проснулся утром. В те дни он плохо спал, мучимый нелегкими думами. Засыпал на рассвете. Так и в тот день. Мы не будили его. Забеспокоились, когда солнце склонилось к зениту. Цураам говорит, что отца гордость погубила …
– Как это?
– Когда Верховный жрец Маргуша стал царем, наш отец ездил в его город. Там что-то произошло, что-то, что ущемило его гордость. Цураам знает, но не рассказывает. После этого отец потерял уверенность в себе, замкнулся. Мать говорит, что обида преследовала его, что и после ухода она не оставила его. Потому он никак не обретет покой. Да и многое другое… вина перед тобой…
– Я простил его, – не задумываясь, сказал Кудим, – сегодня я понял, что нет у меня зла на отца. Ты прав, брат, дороги судьбы проложены богами…
Ахум заметно повеселел.
– Это хорошо, Эрум. Я слышал, что ты сказал, когда был там. Поверь, теперь, когда ты простил его, кувшины с водой, которые мы оставляем для него, не опустеют. Он сможет утолить жажду, – Ахум смахнул со лба ручейки пота, – да и нам бы воды попить! – он рассмеялся. – А меня ты простил за вчерашний прием?
– Я и не обижался. Сам вел себя глупо, а ты был великодушен к бродягам.
– Я расскажу тебе, – Ахум резко посерьезнел, – был заговор против царя. Многие вожди племен хотели захватить дворец, недовольны они были его правлением. Нашего отца тоже примкнуть к ним уговаривали. Но Персаух всегда в стороне от всех интриг оставался. Больше всего он ценил свободу! И он отказался. Когда заговор раскрыли, многие подумали, что это наш отец донес. Позже тех вождей казнили, их семьи в услужение верным царю племенам отдали. Тогда к нам стали приходить озлобленные люди, угрожая убить Персауха. Вредили, умерщвляя скот, сжигая хижины и посевы. Нам пришлось увеличить войско, охранять людей не только в городе, но и за его пределами. С тех пор каждого, кто войдет в город, мы берем на заметку, следим. А ты странно повел себя. Хорошо то, что ты говорил правду. Но удивил всех! Думали, что вор, а оказалось – ювелир! – Ахум снова развеселился.
– Да. И хороший ювелир, я тебе скажу! – Кудим подхватил шутливый тон брата. – Ты видел мои изделия? Я ведь не просто рабом был у моего хозяина, я учился его мастерству. А он был великий мастер, уж поверь!
– Верю, как же не верить!
– Я сделаю для тебя кое-что, есть задумка! – Кудим подмигнул брату. – Как тебе серебряный верблюд, а? Как символ твоего племени?
Ахум остановился. Сжал плечи Кудима и с чувством произнес:
– Нашего племени, брат, нашего!
Они обнялись. Если до того в сердце Кудима еще оставалась пустота, то теперь она наполнилась счастьем. Сын вернулся к матери. Брат обрел брата.
– Вот еще вернутся с пастбищ наши братья, подожди только, и ты поймешь, что дорог всем нам. Но… поспешим. Видишь, уже дымятся очаги для приготовления жертвенного мяса, мне надлежит провести ритуал восхваления богов в благодарность за твое благополучное возвращение перед нашими людьми. Как только Великий Шамаш ослабит жар и соберется на покой, мы начнем. А пока мне надо готовиться, очистить свою голову от посторонних мыслей, обрести гармонию. Для этого нужно уединение. Да и тебе, брат мой, не помешает отдохнуть в тиши твоего дома. Я приказал. Дом для тебя готов. Он рядом с моим.
– Спасибо, брат, – Кудим поклонился, – скажи только, а что мой друг Дамкум, он может остаться с нами?
– Конечно, если хочешь, он будет жить с тобой…
– Да, за долгое время в пути мы привыкли быть вместе, и, хотя Дамкум бывает надоедлив, я скучаю по нему.
– Что ж, так тому и быть! Ступай, слуга покажет тебе твой дом, а своего друга найдешь по песням!
Глава 12. Месть верблюда
Который день Дамкум, окрыленный таким счастливым завершением путешествия, летал по улицам города, как перекати-поле. Он заглядывал в открытые двери домов и гордо спрашивал:
– Вы знаете, что сын провидицы вернулся? Да?! А я его друг! Если бы не я, неизвестно, нашел бы он свою семью!
Люди угощали его – кто кислым молоком, кто сикерой, и певец в благодарность и от переполнения чувств веселил их песнями. Все его походы «в люди» неизменно заканчивались на постоялом дворе. Среди торговцев он чувствовал себя лучше всего. Разомлев от хмельного напитка и от жары, заплетающимся языком Дамкум плел байки о том, как труден был путь сына к матери и как он, бродячий певец, поддерживал в своем друге веру в лучшее. Купцы слушали его и кивали, покачивая бородами, при этом их лица выражали искреннее удивление перипетиям судьбы человека.
