Виталий Гладкий - Подвеска пирата
Впрочем, они сидели с краю, так что своим тихим разговором никому не мешали.
— И что ответила королева? — спросил Уильям Борро.
— Ничего. Думаю, из дипломатических соображений, не желая подводить под монастырь наших купцов в Московии, королева решила, что в создавшейся ситуации умнее всего повременить с ответом царю: может, время рассеет сумасбродные планы царя Ивана Васильевича.
— Худо, — сумрачно заметил капитан. — Совсем худо. Великий князь московский, насколько я о нем наслышан, очень самолюбив. Он быстр в решениях и на дух не переносит тех, кто ему перечит. Боюсь, что «Московской компании[102]», на которую я работаю уже восемь лет, не поздоровится. Нашим купцам отменят все льготы, и мы можем потерять очень прибыльный рынок.
— Все это верно, однако и потакать царю московитов нельзя.
— Но откуда у Ивана Васильевича уверенность, что королева Елизавета выйдет за него замуж?
— При дворе царя Московии подвизается некий Элизиус Бомелиус, врачеватель и астролог. Один из дьяков сказал мне по секрету, как Бомелиус поделился с царем пророчеством, мол, Иоанну Васильевичу суждено стать королем Англии. Будто бы по гороскопам выходит, что этому браку благоприятствуют звезды.
— Экий мошенник этот Бомелиус! — возмутился Уильям Борро. — Пресветлая королева предназначена судьбой не для какого-то мужлана-московита!
— Ну, на сей счет государям со своей колокольни видней. А вот то, что наши купцы могут пострадать из-за притязаний царя Московии, это и впрямь серьезная проблема.
— В Англии за товары дают минимум в три раза больше. Если царь Иоанн Васильевич отменит привилегию «Московской компании» на беспошлинную торговлю — это будет катастрофа. Я останусь без работы. Хоть иди в каперы.
— Кстати, о шведских и польских каперах. По-моему, они совсем обнаглели. Еще несколько лет назад наши корабли ходили по Балтике совершенно спокойно. А ныне одиночному судну в Нарву не прорваться. Да что там судну! Эти разбойники нападают даже на караваны.
— Не исключаю: скоро это сомнительное удовольствие мне предстоит испытать на собственной шкуре, — мрачно проронил Уильям Борро. — Завтра или послезавтра, судя по погоде, я поведу караван купеческих судов в Нарву. Везем сукно, хлопок, боеприпасы. А также оловянную посуду, медь, жемчуг, сахар, изюм и миндаль.
— Для пиратов самое то. Ценные товары.
— Вот я и думаю, а не подождать ли мне еще три-четыре дня, пока в Данциг не подойдут другие корабли «Московской компании»? Больше судов — меньший риск. Святой Николай Мирликийский благоволит к осторожным и предусмотрительным.
— Да, усиленная охрана не помешает...
Они попрощались на площади у ратуши, которая славилась своей высокой башней с часами. У Томаса Рандольфа были какие-то вопросы к городскому магистрату, а Уильям Борро задумчиво побрел по направлению к порту.
Неожиданно грязный нищий с клочковатой бородой, сидевший прямо на мостовой, что-то забормотал и протянул к капитану руку. Борро достал наугад из кошелька монету и бросил ее на колени попрошайки. Он уже прошел было мимо нищего, когда сзади раздался сильный и чистый голос:
— Капитан, поберегись! — Говорили почти на чистом английском языке. — Твой караван в опасности. Его уже поджидают польские каперы на шести судах при входе в Нарвский залив.
Уильям Борро резко обернулся и увидел лишь спину удаляющегося нищего. Теперь тот вовсе не выглядел дряхлым. Он шагал упруго и быстро, держа левую руку у пояса. Так обычно ходят военные, придерживая шпагу, чтобы не мешала при ходьбе. Но у нищего была лишь клюка.
— Эй, постой! — вскричал озадаченный и удивленный капитан. — Ты кто? Стой, кому говорю!
Однако еще несколько шагов — и нищий исчез в переулке. Когда Уильям Борро добежал до угла, того и след простыл. Переулок был пустынен, если не считать двух дерущихся котов и унылого пса, с вожделением принюхивающегося к аппетитным запахам — кто-то из горожан готовил ужин. Солнце уже начало клониться к закату.
Капитан сплюнул в досаде и продолжил свой неблизкий путь — до данцигского рейда, где у причала стояли загружающиеся суда «Московской компании» было около полутора миль. Предостережение не выходило у него из головы. «Да, все верно, нужно подождать подмогу! — в конце концов решил Уильям Борро. — А за это время дополнительно прикупить пушек и боеприпасов. Нищий... Странный случай. Кто бы это мог быть? Впрочем, как бы там ни было, а он оказал английской короне большую услугу. «Praemonitus praemunitus». Кто предупрежден — тот вооружен...»
* * *Тем временем нищий шел по направлению к одному из маяков. Когда ему на пути встречались люди, в особенности служивые, он сразу преображался — горбатился, прихрамывал и тяжело опирался на палку. Наверное, многие удивились бы, рассмотрев ее поближе. Клюка выполняла функцию ножен, где покоился добрый клинок. А в мешке за плечами калеки лежали две заряженных пистоли.
Неподалеку от маяка находилась тощая рощица. Она не давала никакой прохлады в жаркое летнее время, зато среди ее кустов можно было преспокойно расположиться для трапезы. Благо лужайка, облюбованная нищим, с дороги не просматривалась. Он уселся прямо на траву. Потом открыл котомку, достал лепешки с солидным куском поджаренной свинины, и с аппетитом начал уплетать свой обед за обе щеки, запивая прямо с горлышка дорогим итальянским вином.
Насытившись, малый лег, подложив отощавший мешок под голову, и почти мгновенно уснул. Так он проспал до самого заката. Но едва солнечный диск коснулся горизонта, нищий, будто его ужалили, резко вскочил на ноги, раздвинул ветки кустарника и стал наблюдать за дорогой. Спустя считанные минуты на дороге показался человек, в котором без труда можно было узнать моряка. Из оружия у него был лишь нож с широким лезвием в простых кожаных ножнах. Он вертел головой со стороны в сторону, явно пытаясь кого-то высмотреть. Похоже, ему было немного не по себе.
Убедившись, что вслед за моряком никто не идет, нищий приподнялся повыше и окликнул его:
— Густав! Я здесь. Иди сюда.
Увидев бородатую, словно у лешего, физиономию, выглядывающую из-за кустов, моряк испуганно вздрогнул и резко остановился. Его рука потянулась за ножом.
— С каких это пор ты стал таким пугливым, Табаш[103]? — насмешливо спросил «нищий» и снял свой маскарад.
Под ним оказалось вполне симпатичное лицо, обрамленное короткой бородкой. Оно было изрядно загоревшим и обветренным, а появившееся на нем добродушное выражение несколько подпортили глаза — неподвижные и холодные, а от того слегка отталкивающие.
