Прыжок леопарда - Виктор Васильевич Бушмин
Жан, сияя от счастья, крепко прижал широкий рыцарский пояс и шпоры к своей груди, трясясь от волнения и восторга всем телом. По его щекам покатились две крупные слезинки.
Людовик нежно потрепал его черные, словно смолистые, вихры, улыбнулся и, отстегнув от своего пояса средних размеров кошель, подкинул его в своей огромной ладони, оценил вес и, смеясь, вручил рыцарю.
– Это тебе, мой верный Жан, на первое время! Коня и полный доспех получишь завтра же у коннетабля… – он вздохнул и спросил. – Ну, кого посоветуешь на свое место?..
– Молодого де Санлиса, сир. – Жан быстро вытер слезинки, шмыгнул носом. – Он парень ловкий и смышленый не по годам…
– Будь, по-твоему. – Людовик обнял юношу. – Куда теперь подашься? Может, в Кастилию? Там как раз христиане собираются в большой поход против мусульман…
– Не знаю еще, сир… – задумчиво ответил де Бриенн. – Что-то неохота мне далеко ездить…
– Лодырь! – Засмеялся Людовик, подмигнул ему и заговорщицким тоном сказал. – Выдам тебе один секрет. Только, чур, никому ни единого слова. Понял?.. – Жан замотал головой. – Прямо сейчас беги к мессиру Гильому и просись к нему в отряд. Если Господь будет к вам милостив, в скорости у тебя будет и лен, и замок, и жена…
– Ух, ты… – не поверил своим ушам молодой де Бриенн. – А он возьмет меня?..
– Нет, ты и впрямь дурак! – Вздохнул король. – Покажи мне во Франции того, кто откажется от услуг всадника, произведенного в рыцари самим королем? То-то…
Жан низко поклонился и, пятясь словно рак, вышел из палатки, едва не сбив своим задом Сугерия. Он, заикаясь от волнения, извинился перед ним и исчез в темноте ночи, окутавшей лагерь.
– Что это с ним, сир? – Кивнул головой Сугерий, спрашивая у Людовика о де Бриенне.
– Парень от счастья с ума сошел… – отмахнулся король. – Я отпустил его на все четыре стороны и, конечно, на прощанье, произвел в рыцари. Ах, ты бы видел, Сугерий, какую смачную затрещину я ему отвесил!.. – он показал пальцем на табурет, стоявший подле его кровати. – Садись, в ногах правды нет…
Сугерий послушно присел рядом с ним, Людовик развалился на кровати и, прикрывшись медвежьим покрывалом, спросил его:
– Кто первым из наследников уши навострит, как думаешь?..
Тот, не долго думая, ответил:
– Наш юный бастард, Гильом де Ипр, естественно. Его отец приходился покойному Шарлю, как-никак, дядей. – Сугерий загнул палец, беззвучно пошевелил губами, перебирая кого-то в своей памяти, и продолжил. – Тьерри де Эльзас, их матери родные сестры, после них идут два юных мальчика, они ведут свой род от одного из сыновей графа Арнуля Фландрского, его еще лишил наследства покойный Робер Фриз, дед Шарля и Тьерри. Ну, и наконец, наш герцог Гильом Клитон…
– Что это ты его поставил самым последним? – Удивился король, – наш кандидат всегда должен идти первым.
– Я поставил его, как и положено, по степени родства… – буркнул Сугерий, раздражаясь за то, что его глубокие познания в генеалогии большинство дворянских родов Франции король ставит под сомнение. Его бабушка была лишь сестрой узурпатора Робера Фриза…
– Так! – Людовик приподнялся на постели. – Чтобы я больше никогда не слышал подобных заявлений! Тем более из уст моего первого министра и руководителя тайной службы!..
– Правду не спрячешь и за пояс не заткнешь… – парировал Сугерий.
– Может, ты и меня узурпатором назовешь? – раздраженно, но наигранно, спросил Людовик.
– Вы тоже, сир. Отчасти… – кротким голосом ответил аббат. – Ваш предок, Гуго Капет, был лишь герцогом франков и…
– Довольно. – Отрезал король. – Если, вдруг, услышишь от кого-нибудь подобные слова…
– Я знаю, что мне делать в этом случае. – Кивнул головой Сугерий. – Больше никто и никогда не услышит от говорившего ни единого звука.
– Именно за это я тебя и люблю.
В это время полог палатки приоткрылся, и дежурный рыцарь охраны сообщил о прибытии де Леви.
– Пусть входит… – ответил за короля аббат.
Филипп вошел и поклонился. Людовик несколько мгновений оценивающе рассматривал юношу, после чего произнес:
– Присаживайтесь, мессир Филипп. – Когда тот сел на соседний табурет, Людовик сказал. – Как вы относитесь к тому, чтобы составить компанию нашему молодому герцогу на его пути во Фландрию?..
– Волю сюзерена не обсуждают, сир… – де Леви согласно кивнул головой.
– Ваше решение весьма похвально, юноша. – Вставил Сугерий.
– Именно, – подытожил король. – Вам, мой верный де Леви, надлежит стать живым щитом мессира Гильома. Надеюсь, вам нет нужды напоминать о его правах на корону Англии? – Филипп кивнул. – Ничто и никто не должен угрожать жизни и здоровью будущего законного наследника Англии и Нормандии. Вам, надеюсь, ясно?
– Да, сир. – Ответил де Леви.
– Вот вам печать. – Сугерий протянул ему небольшую серебряную печатку. – Все евреи-менялы Европы ссудят вам любую сумму, только лишь взглянув на нее краем глаза. Только, умоляю, не шикуйте. Казна королевства отнюдь не бездонная бочка…
– Будет исполнено. – Филипп расстегнул гамбезон и сунул кольцо в кожаный мешочек с мощами, висевший у него на шее. – Буду делать все возможное и невозможное, чтобы жизнь Гильома Клитона была вне опасности…
– Учтите, де Леви, что это будет, ох, как нелегко… – добавил Людовик. – Завтра же, поверьте мне на слово, он перейдет дорогу слишком многим людям Европы…
– Первая стрела или первый кинжал, будьте покойны, попадут в меня, сир. – Филипп ответил спокойным и уверенным тоном человека, привыкшего отвечать за свои слова и не бросать их на ветер.
Людовик согласно покачал головой, уважая ответ рыцаря, принявшего на свои плечи нелегкий труд телохранителя.
– Поверьте, мой верный де Леви, мне очень хотелось бы, присутствуя на коронации Гильома в Кентербери, увидеть вас, держащего меч короля Англии, как нашего доброго соседа и знатного владетеля английского королевства. Англия и Франция должны идти по жизни, держась, рука об руку, а, не вонзать копья друг в друга…
Король и сам удивился, насколько высокопарно и вычурно он выдавил из себя длинную тираду.
– Да! Вот еще что! Начинайте-ка, пожалуй, учить английский язык… – добавил Сугерий. – Язык своих будущих подданных надо знать. К тому же почти вся Фландрия разговаривает на английском языке, признанном всеми торговцами шерстью. Пускай он и язык покоренного народа, но