Багдан Сушинский - Путь воина
— В таком случае мы должны заверить друг друга, что с этой минуты все сказанное нами во время разговора остается сугубо между нами. Считайте, что мои заверения уже прозвучали.
— Мои тоже. Под слово чести.
Коронный Карлик закрыл глаза и, запрокинув голову, выдержал такую утомительную паузу, словно забыл о собеседнике или уснул.
— Восстание Хмельницкого, — заговорил, когда Гяур уже не рассчитывал услышать от него хотя бы слово, — это не совсем то восстание, которое видится некоторым его атаманам. Конечно, народ, получив оружие, звереет во стократ сильнее. Остановить, удержать его в рамках рыцарского приличия или хоть каких-то цивилизованных правил ведения войны будет сложно. Но дело не в этом. Химера всего этого казачьего бунта заключается в том, что он спровоцирован самим королем Владиславом IV. Поднимая это восстание, Хмельницкий выполняет тайный приказ короля.
Теперь настала очередь генерала надолго умолкнуть, но не потому, что он решил держать такую же артистическую паузу, какой только что удивлял его Вуйцеховский.
— И вы хотите, чтобы я поверил в эту блажь? — спросил он.
— Уверен: вы достаточно благоразумный человек, чтобы поверить в нее.
— Получается, что вы — ненавистник короля? — совершенно искренне предположил Гяур. — Никогда бы не подумал.
— Ненавидеть короля — пошло, князь. Любимых королей все равно ведь не бывает. И вообще не для того они созданы Господом, чтобы мы любили их, а для того, чтобы при одном упоминании об «их величествах» вселяли в свои души страх и смирение, смирение и страх… Перед Богом, короной и судьбой. Вам не кажется, что я вновь берусь поучать вас?
— Пока нет. Однако понимаю, что сказано вами далеко не все. Что вас сдерживает?
Коронный Карлик продолжал вести себя совершенно раскованно, и это немного коробило князя. В конце концов кто он такой, этот тайный советник?!
— Не так-то просто высказать, что я хотел бы высказать вам. Видите ли, нынешнее восстание понадобилось королю… Словом, оно было задумано, чтобы с одной стороны позволить Хмельницкому собрать казачье-крестьянскую армию, а с другой — заставить польский сейм разрешить королю собрать собственно польскую армию якобы для подавления восстания в Украине. Когда эти две воинские силы после нескольких степных турниров объединятся, татары и турки с удивлением увидят у своих границ мощную армию, готовую не только вытоптать копытами весь Крым, но и прогнать турок с Северного Причерноморья под стены столь любимого ими Стамбула. Вам не кажется, что я опять поучаю?
— Но если все, что вы говорите, правда…
— Не заставляйте меня клясться на Библии. Такого надругательства над собой она, как правило, не выдерживает.
— В таком случае меня удивляет, почему вы посвящаете меня, иностранца, в тайну польского королевства.
— Вовсе не потому, что мне не о чем больше говорить с вами за кубком вина, — мрачновато ухмыльнулся Коронный Карлик. — Скажу больше: вы совершенно не устраиваете меня как собеседник. Но есть высшие интересы королевства, генерал Гяур. Высшие и святые… — решительно проткнул он указательным пальцем пространство между своей головой и небом.
— В таком случае я так и не уловил их направленности. Эти ваши «высшие интересы» обязаны заставить меня выступить против Хмельницкого или же, наоборот, громить польские гарнизоны? Начиная с того, который засел в Каменецкой крепости? Вы уж говорите откровенно, господин королевский комиссар и тайный советник. Как скажете, так и…
— Когда вы получите приказ коронного гетмана выступать против Хмельницкого, вам трудно будет не подчиниться ему. Но в то же время вы можете еще несколько дней выждать, ссылаясь на то, что желаете видеть приказ самого короля. И не спешить к месту сражения, а составить гарнизон какого-либо городка, милях в пятидесяти от Каменца, и начать затяжные переговоры с Хмельницким.
— То есть я должен демонстрировать верность королю при полном игнорировании амбиций и неразумных приказов коронного гетмана?
— Мне ни за что не удалось бы сформулировать эту мысль столь по-военному четко и по-граждански философично, господин генерал, как это сделали вы. Я всегда трезво оцениваю собственные возможности, а потому почти избавлен от амбиций.
— Хорошо. Таким образом я потяну еще две-три недели. Что дальше? Ждать, когда коронный гетман выступит против меня со своими полками как против бунтовщика?
— Затем вы понадобитесь королю. Не исключено, что ваш корпус, как уже давно сформированный, имеющий опытных воинов, станет основой новой королевской армии, которой придется воевать не с казаками или с придунайскими русичами, а с турками и татарами. Такой противник вас, подданного турецкого султана, устроит?
— Султан — неминуемый враг любого славянина.
— Вот видите: а мы с вами как-никак славяне! — неподдельно возрадовался Коронный Карлик. — Вот о чем мы иногда забываем, князь. Существует то, что нас объединяет: все мы — русичи, украинцы, казаки, карпатские русины, не говоря уже о нас, грешных поляках, — славяне! Вот девиз той армии, которую, вполне возможно, вы и возглавите. Вместе с Хмельницким, с которым там, во Франции, вы, кажется, неплохо ладили. — А немного помолчав, добавил: — Но можно и без него.
— То есть такой вариант — «без него» — для короля и его сторонников предпочтительнее?
— Сами понимаете: некоторым польским аристократам трудно будет находиться в подчинении бывшего командующего повстанческой армией, пролившего немало польской крови. Точно так же, как Владиславу IV трудно будет положиться на польских аристократов — Потоцкого, Калиновского, Вишневецкого, Любомирского, усиленно выступающих сейчас против своего короля. А что касается вас, героя Тридцатилетней войны, французского генерала, потомка князей Рюриковичей, вполне реального претендента не только на княжеский престол Острова Русов, но и на престол Речи Посполитой… Я что, опять увлекся, князь?
Гяур цедил сквозь зубы красное молдавское вино и сосредоточенно кивал, пытаясь осмысливать не только то, о чем говорит этот Коронный Карлик, но и почему он это говорит и чьими устами.
— Но даже после этого вы, по-моему, сказали не все.
— Я должен указать вам путь к польской короне? Доложить, что королевская чета восхищена вами? Особенно королева…
— Я прибыл в Польшу на одном судне с принцем Ян-Казимиром и прекрасно знаю, кем сейчас королева восхищается, а против кого намерена выступать, причем самым решительным образом.
— Кем она пока что вынуждена восхищаться, князь, кем вынуждена… — уточнил Коронный Карлик. — И давайте не будем судить ее так строго, как привыкли судить всех кроме себя.
