Джон Биггинс - Австрийский моряк
— Нет-нет! — загалдели итальянцы. — На корабле забеспокоились и попытались спустить шлюпку, только та сорвалась, люди попадали в море и утонули.
Вот такой странный конец постиг UB-4: ничего не подозревающий хищник был погублен своей последней жертвой. Любопытная история, да только едва ли кто о ней узнает, если только мы не выберемся на берег в ближайшее время. Полузатопленная лодка представляла собой дряхлое, гнилое корыто метров семи в длину, однако оставалась единственным нашим шансом на спасение. Даже сейчас мне кажется, что нам следовало добраться до Корфу в расчете быть интернированными греческими властями. Я знал, что несколько месяцев назад итальянцы назначили награду за захваченным живым экипаж немецкой подводной лодки, и очень надеялся, что мы не станем таковым.
Я никогда не был мастаком по части дипломатии, но склонен считать, что водах близ Корфу, переплывая от одного борта шлюпки к другому, мне удалось провести весьма ловкие международные переговоры. С немцами, понятное дело, все было просто. Пусть еще минуту назад они не горели желанием сотрудничать с врагом, им даже в голову не пришло ослушаться приказа офицера, даже если этот офицер был таким же полузахлебнувшимся бедолагой, как и его подчиненные. Итальянцы представляли собой проблему потруднее. Мы потопили их корабль, они едва не взлетели на воздух, поэтому потребовалось немало доводов и призывов к здравому смыслу, прежде чем мне удалось убедить оппонентов, что мы все пойдем на дно, если вместе не вычерпаем воду из шлюпки. Таким образом, определенный консенсус был достигнут, и мы по очереди взялись махать дырявым эмалированным ведром, обнаруженным под банкой шлюпки. Работа была трудная, но минут через сорок лодка уже легко покачивалась на волнах. Единственным движителем выступило выловленное поблизости весло. Я примостил его на корме, свив уключину из троса, и мы принялись подбирать из воды уцелевших. В шлюпке стало тесновато: двенадцать итальянцев и одиннадцать человек из экипажа UB-4. Двое из нашей команды считались погибшими, будучи раздавленными в рулевой рубке. Еще двое числились пропавшими без вести. Эта цифра вскоре сократилась до одного человека, потому как мы наткнулись на телеграфиста, унтер-офицера Зульцбаха. На нем по-прежнему была кожаная куртка подводника, плавал он лицом вниз.
— Как с ним быть, герр лейтенант? — спросил Леманн. — Как-то не хорошо бросать его тут.
— Нет, Леманн, у нас и для живых едва хватает места, — ответил я, поразмыслив. — Оставим как есть.
Вскоре мне предстояло пожалеть о своем решении.
В итоге нам удалось соорудить примитивный парус, использовав весло и брезент, обнаруженный в носовом ящике. Поднялся норд-вест, и около трех часов пополудни киль нашей шлюпки зашуршал по гальке в маленькой лесистой бухте на северном побережье Корфу. Мы жалкой шайкой выбрались на берег. Наши итальянские компаньоны затопали по тропе, уводящий в сосновый бор, в надежде найти деревню. Я же не спешил звать на помощь. Корфу принадлежал грекам, но до нас уже дошли сведения, что на острове размещены французские и итальянские войска, а ни с теми, ни с другими желания встречаться у меня не было. В любом случае, долгие прогулки нам не подходили: у Фюрстнера была трещина в черепе, несколько членов экипажа страдали от перелома костей. И мы были разуты, поскольку, готовясь покинуть корабль, сбросили сапоги. Нет, уж лучше подождать здесь и уничтожить знаки различия, после чего мы с Леманном вступим в контакт с греческими властями.
К счастью, у кого-то из наших в носке хранилась водонепроницаемая жестяная коробочка со спичками. Мы развели огонь из плавника и утесника, и принялись выворачивать карманы. В костер отправились все улики: расчетные книжки, удостоверения личности, ленты бескозырок, письма и бумажные деньги. Монеты и идентификационные жетоны полетели в море. Но проверяя одежду моряков, я пришел в ужас — на каждом предмете была оттиснута метка: «Marine Bekleidungsamt Kiel». И даже если снять все и спалить, лучше не станет, потому как стоило парням снять тельняшки, у большинства на груди и плечах обнаружились обширные татуировки агрессивно-патриотического содержания: немецкие военно-морские флаги, прусские орлы, портреты кайзера Вильгельма, выполненные готическим шрифтом девизы вроде «Preussens Gloria», «Gott straff England» и «Deutschland über Alles»[29]. Не было никакого способа выдать их за австрийцев, разве что содрать кожу заживо.
Из мрачной задумчивости меня вывел Леманн.
— Гляньте-ка, герр лейтенант! Вон там, похоже итальянский миноносец, который мы упустили сегодня утром. — Его палец указывал в направлении моря.
Это и впрямь был миноносец типа «Спарвьеро», приближающийся к нам со стороны места, где затонула UB-4. Я приказал затушить костер. Похоже, корабль нас не заметил, потому как вскоре повернул к зюйду и скрылся из виду за мысом.
— Отлично, видимо, в ближайшее время нас не побеспокоят, — сказал я. — Идем, Леманн, обследуем немного окрестности. Где-то поблизости должна быть деревня, и если мы сумеем стащить рыбачью лодку, то, быть может, и домой доберемся. Мне не по нутру просидеть до конца войны в греческом лагере для интернированных.
— И мне тоже, — отозвался Леманн.
Я не обмолвился о риске угодить в лапы к итальянцам, но по поведению старшины чувствовал: тот отдает себе отчет, что плен может иметь для него более неприятные последствия, чем долгий срок за решеткой. Устроив как могли раненых, мы вдвоем тронулись в путь.
***Вскоре мы вышли из леса и стали взбираться на поросший кустарником хребет, отделяющий бухту нашей высадки от соседней. Поодаль от моря параллельно берегу шла неровная тропа, а еще дальше виднелись поля и оливковые рощи. Но стоило нам добраться до вершины гребня, перед нам открылось зрелище, от которого захватило дух. Внизу, в каменистой бухточке, уткнувшись носом в пляж, стоял тот самый зеленый каботажник, который протаранил UB-4 пару часов назад. Из трубы вился легкий дымок, но в остальном не наблюдалось никаких признаков жизни, а шлюпка по-прежнему одиноко болталась на балках, наполовину торча из воды.
— Будь я проклят! — охнул Леманн. — Вот это удача! Как думаете, герр лейтенант, удастся нам столкнуть эту посудину с мели? Едва ли она крепко засела, да и прилив начинается. Глубины тут всего с полметра, но вдруг этого хватит?
— Пойдем и поглядим.
Мы спустились к бухте так быстро, насколько позволяли босые, кровоточащие ноги, и зашлепали по воде к носу корабля. Форштевень от столкновения с UB-4 был помят, но повреждения выглядели не слишком серьезными, а на мели судно явно сидело не крепко. Мы забрались на борт и наскоро осмотрелись. Огонь в топке тлел, но пара для вращения единственного винта не хватало. Мы пришли к выводу, что когда охваченная паникой команда оставила судно, оно описало большую циркуляцию вправо, и на последнем дыхании пара приткнулось к берегу в бухте. Каботажник принял несколько тонн воды вследствие столкновения с субмариной, но в остальном казался вполне пригодным для плавания. Нам оставалось погрузить на борт товарищей, развести огонь, дать машине полный назад, снимаясь с мели, а затем, энергично работая помпами, двинуть домой. План мог не сработать, но я предпочитал утонуть, чем видеть как моих немецких соратников вздергивают за пиратство. Но при любом раскладе, действовать надо быстро — итальянцы ушли больше часа назад, и наверняка уже подняли тревогу.