Джон Биггинс - Австрийский моряк

— Ну, иди же, тупой ублюдок! Давай!

В конце концов я кое-как оторвал его руки от поручня, и подобно мешку с мукой поволок к трапу. Но как только мы добрались до него, лодка начала тонуть. Я лез по ступенькам, таща за собой молодого немца, но едва мы добрались до шахты, крышка люка, открывающаяся вперед, вдруг захлопнулась. Свободной рукой я сражался с колесом замка, но впустую — оно было скользким от масла, а внутреннее пространство субмарины погрузилось в полную тьму. Я налег на крышку люка и стал толкать. Бесполезно — лодка погружалась, и давление воды запечатало люк. Через несколько секунд покрытая пеной вода дошла мне до шеи. Было как в маслобойке, до половины заполненной морской водой, дизельным топливом и хлором: невозможно ничего разглядеть, невозможно дышать, невозможно думать. Говорят, перед глазами тонущего проносится вся его жизнь. Со мной было не так — дикое смятение и рев воды, а посреди этого хаоса тихое, спокойное место и строгий, но добрый голос, удивительно похожий на голос моей няньки Ганнушки:

— Ну вот, юный господин Оттокар, вы хотели приключений, и нашли их. Теперь, боюсь, пришло время платить по счетам.

Я без особого успеха пытался вспомнить слова покаянной молитвы, потом стал с нетерпением ждать, когда все это кончится раз и навсегда. Последние пузырьки воздуха покинули легкие, и я сглотнул смесь соленой воды и солярки, потом пальцы мои соскользнули с трапа и все погрузилось во тьму.

Глава девятая

Моя первая мысль, помнится, была такая: если это тот свет, то можно было бы пойти навстречу и не держать меня в приемной. Признаться честно, состояние напомнило во многих аспектах чувство, испытанное мной много лет назад перед уроком катехизиса в приходской церкви св. Иоанна Непомуцкого: я плыву невесомый, а надо мной чистейший голубой свод, с вкраплениями высоких белых облачков, которые мы в годы моей юности на парусных кораблях, называли «ангельскими пердунками». Но постепенно, отплевав морскую воду и отерев с глаз мазут, я сообразил, что встреча с создателем откладывается до лучших времен, а сам я, если быть точным, барахтаюсь в луже из масла и обломков посреди безмятежного покоя Ионического моря. Я прочистил залитые легкие и носовой проход, и вскоре подметил, что рядом колыхаются другие головы, а рука моя по-прежнему обхватывает грудь молодого моториста, спасенного с тонущей UB-4. Парень был жив, но до сих пор цепенел от ужаса. Размышляя потом о случившемся, я пришел к выводу, что когда корма погружающейся субмарины пошла вниз, сохранившийся в ней воздух образовал мощный пузырь, который открыл люк машинного отделения и выбросил нас на поверхность.

Но каким бы ни был механизм нашего спасения, отсрочка от гибели в пучине выглядела весьма кратковременной. Остров Мерлера лежал милях в четырех к норду, а до берега Корфу было по меньшей мере семь миль в направлении на зюйд-вест. Что до корабля, который протаранил нас при всплытии, так тот ушел уже на добрую милю. Одна из его шлюпок висела кверху дном на шлюп-балках и тащилась по воде.

Первая из покрытых мазутом голов, которую я узнал, принадлежала Леманну. Старшина подгреб ко мне.

— Как вы, герр лейтенант?

— Неплохо, спасибо, — отозвался я, отрыгнув изрядную порцию дизельного топлива. — Сколько наших выбралось?

— Здесь шестеро, включая вас и моториста. Еще вон там есть. Только не пойму, чем занимаются эти тупые ублюдки — похоже, дерутся за что-то.

И действительно, метрах в ста от нас в воде барахталась группка людей. Они орали друг на друга и махали руками, сражаясь за длинный обломок чего-то плавучего. Я приготовился плыть туда, ведь этот обломок мог помочь нам продержаться некоторое время. Я отпустил молодого моториста, но это вывело его из транса. Парень лихорадочно вцепился в меня.

— Умоляю, герр лейтенант! Я не умею плавать!

Я оглянулся. В паре метров от меня на волнах качалось одно из капковых сидений с подводной лодки. Я схватил его и сунул молодому моряку под мышки. Потом погреб к соседней группе.

То был мучительный труд. В меня попало слишком много хлора и мазута, да и правый бок, который я ушиб о колесо клапана, когда при столкновении меня зашвырнуло через весь центральный пост, начал болеть. Подплывая, я заметил, что море приняло грязновато-красный оттенок и покрыто обломками, состоящими по большей части из расщепленной древесины, да и было их слишком много, чтобы принадлежать одной UB-4. Тут и там, серебристыми животами кверху, покачивались рыбы.

Оказавшись наконец среди ссорящихся, я обнаружил, что дерутся они за шлюпку, полную по планшир водой, но остающуюся на поверхности. Бросилось в глаза и то, что большинство из них — не уцелевшие во время гибели UB-4, и даже не немцы — об этом свидетельствовали смуглая кожа и вьющиеся черные волосы. Драка шла беспорядочно, как и следует ожидать при борьбе двух фракций за обладание готовой затонуть шлюпкой. Обмен оскорблениями происходил на немецком и на том, что я опознал как сицилийский диалект итальянского.

— Эй, парни, какой ерундой вы тут страдаете? Что происходит?

Один из моряков повернулся ко мне.

— Это все итальянские свиньи, герр лейтенант. Они пытаются не дать нам цепляться за их шлюпку.

Я обогнул лодку и окликнул здешний народ по-итальянски. Было пятьдесят на пятьдесят, что мой венецианский вариант австро-итальянского не будет понят, но попробовать стоило.

— Доброе утро, друзья! Я лейтенант австрийского военно-морского флота. В чем дело?

Последовала короткая удивленная пауза, а потом меня накрыло потоком страстной и почти нечленораздельной итальянской речи. Но когда они немного поуспокоились, события минувшего получаса начали проясняться. Оказалось, что эти люди, общим числом двенадцать, все из одной семьи, представляли собой экипаж недавно потопленного UB-4 парохода «Джузеппина Бьянка» из Палермо. Итальянская армия зафрахтовала судно доставить груз инженерного снаряжения из Бари в Албанию. Предназначался он для саперов, строящих дорогу в горах. Перед самым отплытием власти велели погрузить на палубу ящики с восьмьюдесятью тоннами просроченного гелигнита для взрывных работ. Морякам идея не понравилась, особенно потому как взрывчатка была старая и опасная. Поэтому они решили буксировать за кормой шлюпку и прыгнуть в нее при первых признаках опасности. Судно бедолаги покинули в тот самый миг, когда в него попала торпеда с UB-4. Как раз когда мачты парохода скрылись под волнами, продолжали итальянцы — «бабах!» — и гигантский фонтан взметнулся метров на сто в небо, залил шлюпку, а их побросал за борт. Зеленый каботажник, следовавший позади, обогнул спасшихся и врезался в поврежденную «соттомарино аустриакко», пытавшуюся всплыть. Я спросил, почему каботажник не подобрал их.