Георгий Тушкан - Джура
Джура не замечал Кучака, уцепившегося за его руку, и быстро шел вперед. Тэке не было видно. Кучак запретил звать его, боясь, что их услышит джез тырмак.
— Джез тырмак, наверно, убила Тэке, — сказал Кучак. Джура прибавил шагу.
«Пусть только убьет, пусть попробует! — думал он. — Я изрежу её на мелкие куски!»
Они быстро прошли заросли. Не доходя до опушки, Кучак остановил Джуру и, раздвинув ветви, сказал:
— Смотри.
У дымящегося костра сидела девушка и грела руки. Дыму было так много, что лица её нельзя было рассмотреть, но по её невиданной одежде, странным ичигам и, главное, по желтым, точно медным, рукам охотники решили, что это действительно джез тырмак.
— Дай я выстрелю, ну дай! — шепотом просил Кучак. Единственный раз в жизни судьба посылала ему случай сделаться героем. Он умолял Джуру, заглядывал ему в глаза, клялся быть вечно его рабом. Но Джура не соглашался: он решил сам застрелить джез тырмак.
Мимо них пробежал Тэке.
— Ну конечно, это джез тырмак. Даже пес стал сам не свой! Ясно, что здесь колдовство, — сказал Кучак.
Тэке снова пробежал мимо, а впереди него бежала чужая рыжая собака.
— Это её собака. Стреляй, она покусает нас! Она бешеная! Тэке бегает за ней как угорелый! — закричал Кучак.
Девушка, услышав голоса, вскочила и закричала:
— Джура!
Голос казался знакомым. Кучак заметил порывистое движение Джуры, но успел удержать его:
— Не ходи, она тебя убьет.
Джура громко закричал:
— Тэке, Тэке!
Рыжая собака, услышав его голос, замедлила бег, остановилась и вдруг, ласково оскалившись, поползла к нему на брюхе.
— Кучак, — шепнул Джура, — это Одноухая из кибитки Зейнеб. А девушка, кажется, сама Зейнеб.
Но Кучак испуганно замахал руками:
— Что ты! Это джез тырмак, она только притворяется. Это она нарочно приняла образ Зейнеб, чтобы завлечь и убить нас.
А Зейнеб стояла у костра и встревоженным голосом кричала:
— Джура, Кучак!.. Ого го!..
— Тэке, ба ба ба… — позвал Джура.
Тэке подбежал. Джура взял его за ремешок. Тем временем Кучак насыпал пороху на полку заряженного карамультука, зажег фитиль и, поставив на камень рогульку-подпорку для карамультука, начал старательно прицеливаться в грудь Зейнеб. Грянул выстрел, и седым облаком повис дым, скрыв девушку. Джура оставил Тэке, Кучак бросил карамультук, и оба побежали к костру. Кучак на бегу вынул нож, чтобы отрезать золотые руки джез тырмак. Девушка стояла у костра невредимой.
— Что с вами? — спросила она, напуганная враждебным приемом.
— Кто ты? — спросил её Кучак.
— Я Зейнеб. Ты что же, не узнаешь? Мы с женщинами пришли за мясом. Нас послал сюда аксакал. Они не могли перейти реку, ждут по ту сторону Сауксая. А я пришла к вам. Неужели вы не узнаете меня? Что, я изменилась?
— Почему у тебя медные руки? — ещё сомневаясь, спросил Кучак. Он от страха даже закрыл глаза и присел, но потом чуть чуть приоткрыл один глаз.
Девушка расхохоталась.
— Это называется «перчатка», — сказала она. — Перчатки вяжут из шерсти и надевают на руки.
— А что на тебе за одежда? — мрачно, но уже чувствуя стыд и неловкость, спросил Джура.
Зейнеб успокоилась, заметив, что Кучак засунул свой нож в ножны.
— Вы меня не узнали потому, что я в новом платье. Посмотрите на мою левую руку. Видите шрамы от когтей молодого барсенка, которого Джура поймал три года назад? Узнаете? — Зейнеб развеселилась. — У нас столько новостей, столько новостей! Скороговоркой, глотая слова, Зейнеб рассказывала охотникам о том, что в их отсутствие произошло в Мин Архаре: — Мы никого не ждали и собирались идти к вам за мясом, и вдруг с севера к нам приехал караван…
— С востока, — поправил её Джура.
— Нет, с севера, — упорствовала Зейнеб, — именно с севера…
— Врешь, — сказал Джура, — оттуда нет дорог.
— А зимой, помнишь?
— Тогда был обвал, лавина засыпала пропасть, и по снежному настилу эти незнакомцы проникли к нам.
— Не перебивай меня! — рассердилась Зейнеб. — Разве вы не слышали страшного грохота, потрясшего горы? Эти люди всё могут. Они устроили гром, и часть горы обвалилась. Вот они и приехали. Пять человек: три киргиза и два русских… Один — тот, что зимой был: Ивашко, комсомолец. Мы опять испугались: думали, грабить будут. Все женщины убежали в горы. Аксакал тоже… Осталась только твоя мать Айше и твой маленький брат. Аксакал сказал Айше, что она старая и ей смерти нечего бояться. Айше прислала за нами твоего брата, Джура. Мы пришли. Смотрим — Айше смеется, и гости смеются. Они подарили нам чай, рис, мыло, муку. Вы думаете, ячменную муку? Нет, пшеничную, и не одну пиалу, а сорок — пятьдесят пиал, и много ячменя: целых два мешка. Аксакал, как всегда, прикинулся больным, а увидел подарки — сразу выздоровел. Потом они сказали: давайте шкуры менять на материю и съестное. Аксакал согласился и запросил в десять раз больше, чем с китайских купцов. Даже я рассердилась на жадность аксакала. А русский, тот самый, что приезжал, засмеялся и говорит: «Давайте без обмана». Аксакал устыдился, хотел сбавить цену, так что вы думаете?… — И Зейнеб гордо подбоченилась.
— Ну? — спросил Кучак, уверенный, что всё забрали даром.
— Русский красный джигит из рода большевиков заплатил в двадцать раз больше того, что просил аксакал, да ещё сказал, что и это недорого за такие хорошие шкуры. Они гостили у нас, лазили по горам, собирали камни и рисовали значки на белой белой материи. Называется «бумага». Мы все шкуры променяли, золотой песок променяли и рубины, каждый день ели пшеничные лепешки и пили настоящий чай.
— И всё съели? — недовольно спросил Кучак.
Зейнеб смерила его презрительным взглядом и продолжала:
— Девять дней жили они у нас. Они оставили нам двух животных. Они называются «лошади». Ты, Кучак, нам о них рассказывал сказки. Лошади красивые и умные. Только к ним надо привыкнуть. А оружие басмачей джигиты нашли в горах.
Джура выругался: он сам хотел это сделать по возвращении.
— Они расспрашивали аксакала о Тагае. Вначале он не хотел ничего говорить, но Айше начала, и ему оставалось только продолжить рассказ. Они подарили Айше и ещё некоторым красивые халаты. А какую красивую материю они привезли! Видишь платье на мне? Это русское платье, его привезли сшитым. А вот ботинки!
Кучак подошел ближе, сел на корточки и принялся мять в руках материю.
— За северными горами стоит огромный кишлак, — продолжала Зейнеб, — а мы и не знали. Там живет много много народу, и все едят пшеничные лепешки, ходят в красивых платьях и не голодают. Там живет род большевиков, и мы тоже захотели так жить, как они. Аксакал было запрятал все к себе и не хотел нам давать, но русский сказал, что это все общее. Русский сказал, что все надо делить поровну. Потом нам дали бумагу, а киргиз нам её прочел, и мы все приложили к ней большие пальцы, смоченные черной краской. Теперь мы — охотничья артель. Много много нам рассказывали люди из рода большевиков о том, как они живут. Мы верили и не верили. Они нас к себе в гости звали. Много скота обещали дать: кутасов, коз, овец. Джура жадно слушал новости, но и виду не показывал, что удивлен, а Кучак сидел на корточках и ловил каждое слово.
