Пьер Понсон дю Террайль - Тайны Парижа
Однажды утром маркиз приехал в десять часов; Леоны уже не было. Это показалось ему странным, так как она редко вставала ранее полудня. Однако в течение нескольких дней неровность и резкость характера молодой женщины настолько усилились, что Гонтран примирился с ее ранним выходом и приводил себе тысячу доводов, чтобы объяснить его необходимостью. Маркиз прошел не останавливаясь через столовую и зал в маленький будуар, обитый светло-серым шелком, с лакированной мебелью и украшенный тысячью безделушек с фантастической роскошью, введенною в моду аспазиями нашего времени. Маркиз подошел к туалетному столику и взял лежавшую на нем тщательно запечатанную записку; он разорвал конверт и, небрежно развалясь на кушетке около камина, начал ее читать. Но едва он прочел первые строки, как переменил свою непринужденную позу и выпрямился.
— Это невозможно! — вскричал он. — Этого не может быть! Этого не будет!
По мере того, как маркиз читал записку, губы его становились белыми от волнения, лицо изменялось, жилы на шее надувались и принимали сине-багровый оттенок. Наконец, дочитав записку, он с гневом скомкал ее, разорвал на несколько мелких кусочков и бросил их на ковер. Затем он сильно дернул сонетку и позвал хорошенькую камеристку… Молодая девушка вошла.
— Ты должна знать, где твоя госпожа, — сказал он ей. — Ты это знаешь и скажешь мне…
— Клянусь вам, маркиз…
— Не клянись, это бесполезно. Вот тебе кошелек с двадцатью пятью луидорами, возьми и говори…
Манон протянула свои красивые розовые пальчики и осторожно взяла кошелек.
— Если госпожа откажет мне, — начала она, — я буду рассчитывать на доброту господина маркиза для получения другого места. Госпожа в Париже, на улице Ришелье, номер 60.
Глаза молодого человека загорелись от ревности.
— Леона обманывает меня! — прошептал он. Субретка чуть заметно пожала плечами, как бы говоря:
«Может ли господин долее сомневаться в этом!»
— О! — сердито вскричал маркиз, — кто осмелится похитить у меня сердце Леоны, тот умрет!
И, быстро поднявшись, он направился к выходу.
— Сударь, — окликнула его субретка, — вы спросите там неаполитанского графа Джузеппе.
Холодный пот выступил на лбу у маркиза.
— Джузеппе, — пробормотал он, — так это он!
И, вернувшись в комнату, Гонтран взял кинжал, который привез из Италии и подарил Леоне, любившей оружие, золоченые стилеты и красивые пистолеты с рукоятками из слоновой кости.
Гонтран де Ласи сел в карету и приказал везти себя на улицу Ришелье. Кучер помчался во весь опор; молодой человек быстро вошел в помещение привратника и спросил, может ли он видеть графа Джузеппе.
— Граф уехал, — был ответ.
— Уехал?
— Час назад.
— Один?
— Нет, с дамой.
Крик бешенства вылетел из судорожно сжатого горла Гонтрана.
— О, — прошептал он, — с ней!
— Сударь, — сказал ему привратник, — не вы ли маркиз де Ласи?
— Да. Что вам надо от меня?
— Вот письмо, оставленное дамой, которая уехала вместе с графом.
Гонтран разорвал конверт и жадно начал читать:
«Милый!
Так как, по всему вероятию, Манон выдаст мою тайну, я решила написать, чтобы подать вам совет. Я уезжаю, не ищите меня. Вы любите меня, а я — увы! — не могу ответить вам тем же. Любовь рождается внезапно. Судьбой мне не дано было полюбить вас; я носила в своем сердце одну и притом единственную любовь, и эта любовь, как небесный огонь, озаряла невзгоды моей жизни. Я была маркизой, стала авантюристкой; вы были богаты, а я хотела роскоши, золота и драгоценностей. Я разыграла с вами любовную комедию, чтобы скорее увлечь вас, хотя не любила вас. Человек, которого я люблю и любила всегда, — разбойник Джузеппе. Он богат и теперь примирился с правительством обеих Сицилии. Мы едем в Неаполь, где он женится на мне. Мы будем там счастливы. Прощайте, дорогой маркиз, забудьте меня и позвольте мне остаться вашим другом.
Леона, когда-то маркиза Пиомбо.P. S. Кстати: ваш дядя шевалье де Ласи, на наследство которого вы рассчитываете, собирается сделать духовное завещание в пользу вашего кузена барона Бартоло. Наша связь сильно рассердила доброго старика».
Этот post-scriptum объяснил поведение Леоны: Гонтран разорился, и она не хотела любить его дольше.
Де Ласи зашатался, как человек, оглушенный громом, и упал навзничь: маркиз лишился чувств.
Когда Гонтран очнулся, то увидал себя на собственной кровати: он заболел горячкой. Его перенесли на улицу Порт-Магон, в маленькую квартиру, где все так живо напоминало ему Леону. Маркиз подумал, что видит страшный сон, и позвал:
— Леона, дорогая Леона…
Леона не появлялась, но дверь отворилась, и какой-то человек, которого маркиз никогда не видал раньше, подошел к нему.
— Ну, как вы себя чувствуете? — спросил он Гонтрана. Маркиз, сильно удивленный, смотрел на этого человека.
Хотя уже одно присутствие постороннего лица, фамильярно, почти дружески спрашивающего о состоянии здоровья маркиза, могло показаться ему странным, его особенно поразила своеобразная наружность незнакомца Он был высокого роста, худой и уже в пожилых годах, хотя лицо его принадлежало к числу тех, на которые время не налагает своей печати. Его черные волосы, с кое-где пробивавшеюся сединою, были коротко острижены; глаза, серые и глубокие, мрачно блестели и свидетельствовали об энергии и умении владеть собою; на тонких губах была насмешливая улыбка, в которой виднелось глубокое презрение и полнейшее разочарование в жизни. Одет он был в черный сюртук, застегнутый по-военному и украшенный розеткой.
— Кто вы, сударь? — спросил Гонтран, в то время как незнакомец усаживался в кресло, стоявшее у его изголовья.
— Сударь, — отвечал тот, — вы меня не знаете, и мое имя ничего не объяснит вам. Я полковник Леон.
Гонтран сделал жест, выражавший: действительно, я в первый раз слышу это имя.
— Вы меня никогда не видали, я же знаю вас давно. Тайна, которую я не могу открыть вам, заставляет меня принимать участие в вас. Вот уже неделя, как я сижу у вашего изголовья.
— Неделя! — вскричал Гонтран.
— Да, уже неделя, сударь, как вы в постели, и только сегодня заснули спокойно.
— О, Боже мой! — прошептал Гонтран, — не брежу ли я?
— Нет.
— Леона?..
— Она уехала с разбойником Джузеппе. Через месяц она сделается его женою.
Гонтран вскрикнул. Незнакомец взял его руку и пожал ее.
— Сударь, — продолжал он, — я уже сказал вам, что принимаю в вас участие. Почему? Вы это узнаете позже. Не рассказывайте мне вашей истории, я ее знаю лучше вас.