Алый Первоцвет неуловим - Эмма Орци
– Да, я понимаю.
– И все это произойдет в тот самый момент, когда сэр Перси подпишет собственноручно написанное письмо, соответствующее моему черновику. Прочитать вам его?
– Если хотите.
– Вы сразу же убедитесь, что все это очень просто… лишь пустая формальность… Прошу вас, не смотрите на это с таким страхом, это всего лишь предисловие к великой амнистии и прощению, которые совершенно удовлетворят человеколюбивое сердце Сапожка Принцессы, ведь по крайней мере шестьдесят человек будут обязаны ему своей свободой и жизнью.
– Я слушаю, месье, – тихо сказала она.
– Как я уже имел честь говорить, этот маленький документ составлен в виде письма, адресованного мне, и, конечно же, на французском, – сказал Шовелен, затем, предварительно пробежав глазами по бумаге, начал читать:
«Гражданин Шовелен!
При условии получения от Вас одного миллиона франков и немедленного снятия с меня смехотворного обвинения в заговоре против Французской Республики, дабы я мог беспрепятственно вернуться в Англию, готов уведомить Вас об именах и местонахождении персон, имеющих отношение к лиге „Сапожок Принцессы“ и до сих пор продолжающих устраивать заговоры с целью освобождения Марии-Антуанетты, а также ее сына, с тем чтобы возвести на трон последнего. Вы ведь прекрасно знаете, что я, скрываясь под личиной вождя отчаянной банды, которая фактически никогда никакого реального вреда ни французскому народу, ни Французской Республике не причинила, раскрыл множество действительных роялистских заговоров и помог отправить на гильотину большое количество заговорщиков. В связи с чем меня очень удивляет Ваше странное упрямство из-за такой мизерной суммы на этот раз, когда я хочу сообщить Вам столь ценную информацию, тогда как Вы постоянно платили мне ничуть не меньше за работу намного более легкую. А ведь для эффективной службы Вам и Вашему правительству я должен иметь очень много денег, дабы жить на широкую ногу в полном соответствии с тем положением, какое подобает джентльмену моего ранга; и если я не в состоянии буду поддерживать мой образ жизни, то я сразу же лишусь возможности принадлежать к тому слою общества, к которому принадлежат все мои друзья и где, как Вам прекрасно известно, зарождаются все или, во всяком случае, большинство из всех роялистских заговоров.
Засим, будучи уверен в получении благоприятного ответа на изложенные мной требования, после чего в течение суток Вам, вне всяких сомнений, будут сообщены обещанные мной сведения, имею честь, гражданин, оставаться Вашим покорным и послушным слугой».
Закончив чтение, Шовелен осторожно сложил бумагу и лишь после этого посмотрел на мужчину и женщину перед собой.
Маргарита сидела неестественно прямо, с головой, откинутой назад, с невероятно бледным лицом, ее руки были плотно зажаты между колен. Она не шевельнулась ни разу за все время чтения Шовеленом оскорбительного документа, предназначенного для того, чтобы заклеймить храбрейшего человека несмываемым позором. Правда, при первых словах она бросила взгляд на мужа, но тот стоял в отдалении, и бледный свет от мерцающих сальных свечей не достигал его. Он тоже был неподвижен, словно статуя, в своей обычной позе с широко расставленными ногами и руками, засунутыми в карманы. Но лица его ей было не видно.
Какие бы чувства ни одолевали ее во время чтения, по мере того как смысл последнего все более и более проникал в ее сознание, она ни на мгновение не могла даже подумать о том, что Перси согласится спасти себя или ее такой ценой. Но ей так хотелось поймать его взгляд или увидеть какой-нибудь знак, который дал бы ей возможность держаться спокойно и твердо. Однако, не дождавшись ни того ни другого, она предпочла застыть в молчаливой и презрительной позе.
Шовелен еще только собирался перевести глаза на второго слушателя, как вдруг тишину разрушили громкие и бесконечные раскаты веселого хохота. Сэр Перси смеялся от всего сердца, запрокинув далеко назад голову.
– Величавейшая эпистола, сэр! – весело воскликнул он. – Храни вас Господь! Где это вы научились так грациозно владеть пером?.. Клянусь, если я подпишу этот образчик стиля, никто никогда не поверит, что я мог изъясняться с такой изысканной простотой… да еще на французском…
– Нет, сэр Перси, – сухо возразил Шовелен, – я обо всем уже подумал. И дабы ни у кого никогда не возникло сомнений, что это письмо написали именно вы, я ставлю еще одно условие: вы напишете каждое слово письма собственноручно и подпишете здесь же, в этой вот самой комнате в присутствии леди Блейкни, меня и моих коллег да еще полдюжины других свидетелей, которых я выберу.
– О, это воистину восхитительно, месье, – подхватил сэр Перси. – А могу ли я спросить, что станет с этой очаровательной эпистолой после того, как я ее напишу и подпишу?.. Вы уж простите мне мое любопытство… но у меня в этом деле естественный интерес…
– Судьба письма будет ничуть не сложнее его написания… Копия будет направлена в «Газетт де Пари» как приманка для английских журналистов… Уж они-то расстараются ради получения такой ценной информации… А вы, сэр Перси, еще не видите кричащих заголовков в газетах Лондона? «Разоблачение лиги Сапожка Принцессы», «Колоссальный обман», «Происхождение миллионов Блейкни»… Я уверен – журналисты в Англии взлетят на неслыханный уровень профессионализма… Даже «Газетт де Пари» станет популярной в самых отдаленных уголках вашей страны. А его королевскому высочеству принцу Уэльскому и еще некоторым великосветским лондонским денди будут частным образом вручены копии этого письма нашими преданными друзьями в Англии… И мне кажется, сэр Перси, что вашим упражнениям в каллиграфии скорое забвение не грозит. Мы уж позаботимся о том, чтобы дело получило достаточную огласку…
Он на мгновение замолчал, после чего его поведение резко переменилось; сарказм исчез из его голоса, на лицо вновь вернулось выражение жестокости и ненависти, которые всегда пробуждались в нем в ответ на зубоскальство Блейкни.
– В одном вы можете совершенно не сомневаться, сэр Перси, – жестко и с колючим смехом продолжил он. – В том, что будет брошено очень много грязи в этого некогда славного Сапожка Принцессы… И далеко не все вам удастся отмыть…
– Но месье… э-э-э-э-э… Шобертен, – вздохнул Блейкни. – Я никогда и не сомневался в том, что вы и ваши коллеги великие мастера в искусстве забрызгать грязью… Однако простите… э-э-э-э-э… я вас прервал… Продолжайте, месье, продолжайте, прошу вас. Ручаюсь честью – презабавнейшая история.
– Сэр, после публикации этой презабавнейшей эпистолы, уж можете мне поверить, за вашу честь не дадут и ломаного гроша.
– Естественно, сэр, – в тон подхватил сэр Перси. – Простите мне мою оговорку… Все мы в большинстве своем сотканы из привычек… Так что вы
