Алый Первоцвет неуловим - Эмма Орци
Сэр Перси сидел с откинутой назад головой, и бледный лунный свет четко вырисовывал его отточенный профиль, высокий массивный лоб и тяжелые приспущенные веки, сквозь которые отчаянный заговорщик разглядывал человека, что держал в своих руках не только его собственную жизнь, но и жизнь самого дорогого для него на земле существа.
– Боюсь, сэр Перси, – сухо продолжал Шовелен, – вы все еще находитесь под впечатлением того, что все замки и запоры бессильны перед вашей неизменной удачей, даже теперь, когда на карту поставлена жизнь леди Блейкни.
– О, месье Шовелен, я великий поклонник впечатлений.
– Как раз совсем недавно я говорил ей: если она покинет Булонь, даже если сам Сапожок Принцессы будет у нас в руках, мы все равно тут же расстреляем всех кормильцев семей в Булони.
– Прелестная мысль, месье. Она открывает великолепное будущее для ваших способностей.
– Таким образом, леди Блейкни под вполне надежной охраной, – продолжил Шовелен, совершенно переставший обращать внимание на поведение противника. – А что касается Сапожка Принцессы…
– Вам достаточно всего лишь позвонить в колокольчик и подать голос, как он через пару минут тоже окажется в камере, ведь так?.. Оставим, месье… Вы просто умираете от желания еще что-нибудь сказать… Продолжайте, прошу вас… Ваше милое лицо так интересно принимает серьезные выражения.
– То, что я хочу вам сказать, сэр Перси, есть предложение о некой сделке.
– Правда? Месье, вы полны неожиданных поворотов… прямо как хорошенькая женщина… Прошу вас, скорее, каковы условия предлагаемой вами сделки?
– С вашей стороны, сэр Перси, или с моей? Что хотели бы вы услышать сначала?
– О, месье, конечно же с вашей… Я же вам говорил, что вы – как хорошенькая женщина… Place aux dames[6], сэр! Всегда!
– С моей стороны, сэр, сделка достаточно проста: леди Блейкни, сопровождаемая вами и кем угодно из ваших друзей, оказавшихся на этот момент в городе, покидает завтра с заходом солнца булонский порт без каких бы то ни было препятствий, если вы, со своей стороны, соизволите выполнить вашу часть…
– Но я пока что не знаю, сэр, какова моя часть в этой прелюбопытной сделке… И чтобы не тратить слишком много времени на всякие там обсуждения, давайте сразу же предположим, что я ее выполнять не стану… что тогда?
– Тогда, сэр Перси… Давайте пока забудем о Сапожке Принцессы… Тогда леди Блейкни будет отправлена в Париж и помещена в тюрьму Темпль, где недавно была Мария-Антуанетта… И там она будет подвергнута тем же мучениям, которым теперь подвергается бывшая королева в Консьержери… Вам известно, что это такое, сэр Перси?.. Это не поспешный суд и скорая смерть в ореоле мученической славы… Это дни, недели, месяцы издевательств и унижений… Ее, как и Марию-Антуанетту, ни на мгновение не оставят в одиночестве, ни днем, ни ночью… Поблизости будут постоянно находиться пьяные, сгорающие от ненависти солдаты… оскорбления, надругательства…
– Ты, легавая!.. Псина!.. Шавка!.. Ты что, не понимаешь, я же тебя сейчас удавлю за это!..
Нападение было столь стремительным и неожиданным, что Шовелен не успел даже позвать на помощь. Сэр Перси, продолжая сидеть на подоконнике и будто бы вежливо слушая своего врага, крепко сжал длинными гибкими пальцами его горло, осуществляя только что высказанное намерение. Обычно невозмутимое лицо сэра Перси было искажено ненавистью.
– Ты шавка, шавка… – повторял он при этом. – Или я сейчас задушу тебя, или ты откажешься от своих слов.
После этого он неожиданно разжал пальцы. Неизменная привычка не могла оставить его даже теперь. Лицо, всего лишь секунду назад пылавшее ненавистью, покрылось легким румянцем; можно было подумать, что он устыдился своего поведения. Он брезгливо отбросил французика от себя, будто мерзкую, укусившую его гадину, и провел ладонью по лбу.
– Прости меня, Господи, я едва не потерял самообладание.
Шовелен очень быстро пришел в себя. Он был совершенно взбудоражен и так возбужден от ненависти к этому человеку, что забыл про всякий страх перед ним. Спокойно поправив галстук и сделав над собой мужественное усилие, чтобы восстановить дыхание, он спокойно сказал:
– Если вы задушите меня, сэр Перси, вам от этого станет только хуже. Судьба, приготовленная мной для леди Блейкни, ее не минует, поскольку она все равно в нашей власти. И никто из моих коллег не предложит вам как-либо ее выручить, кроме меня.
Блейкни стоял уже посередине комнаты, засунув руки в карманы бриджей. Его поведение снова выказывало лишь хорошие манеры, он вновь стал спокоен и благодушен, полон величественного самообладания и абсолютного безразличия. Он подошел так близко к жалкой фигурке врага, что тому пришлось смотреть на него снизу вверх.
– Э-э-э… А-а-а… Да, едва не забыл… Вы предлагали какую-то сделку… Что там с моей стороны… а-а-а?.. Вам нужен я!.. Это меня вы хотели бы видеть в ваших парижских тюрьмах?.. Конечно же, сэр, компания пьяных солдафонов – это мерзко… но мне это ничуть не доставит беспокойства.
– Совершенно в этом не сомневаюсь, сэр Перси. Могу лишь повторить то, что только что имел честь говорить леди Блейкни, – я совсем не желаю смерти такому джентльмену, как вы.
– Это странно, месье, – ответил Блейкни со вновь вернувшейся к нему привычной беспечностью. – Я вот очень даже хочу вас убить. Весьма редко встречал я в жизни подобную сволочь… Впрочем, простите, я, кажется, вас прервал… Надеюсь, вы будете столь любезны и продолжите.
Шовелен не обратил внимания на оскорбление. Он был теперь совершенно равнодушен к выпадам противника. Ведь ему довелось-таки увидеть, как этот великосветский денди, имеющий невероятное самообладание, не смог все же сдержать нахлынувшие на него эмоции. Правда, это ему едва не стоило жизни, но зато он расшевелил сонного льва. И теперь любые оскорбления из уст сэра Перси лишь радовали его, поскольку они еще и еще раз доказывали, что выдержка покидает англичанина.
– Постараюсь быть кратким, сэр Перси, – сказал он, явно стараясь подражать притворной учтивости своего собеседника. – Но что же вы не садитесь?.. Мы должны говорить о делах как джентльмены. Лично мне всегда приятней сидеть за столом рядом со своими бумагами… Я не атлет, сэр Перси… Я гораздо лучше служу моей стране пером, чем кулаками. – Последнюю фразу Шовелен сказал уже сидя на привычном месте, на том самом, где еще совсем недавно он видел такие заманчивые сны, которые теперь столь неожиданным образом воплощались. Он указал грациозным жестом на свободный стул, и Блейкни молча занял его.
– А-а-а-а, – вырвался у Шовелена вздох удовлетворения. – Я вижу, мы готовы понять друг друга. Мне всегда было очень жаль,
