Олеся Велецкая - Черное и черное
— У нас родители не могут запятнать репутацию детей, как и дети не могут запятнать репутацию родителей.
— У нас могут, — жестко сказал Кристина.
— Я это учту, — серьезно ответила Эрта.
— Ульрих — очень странный человек, — продолжала Кристина — он очень хороший человек, но я долгое время думала, что не нравлюсь ему. Мне почему-то казалось, что он не любит меня, потому что я заменила его отцу его мать. Но, я не пыталась ее заменить. Я просто полюбила Марка. Он очень теплый, надежный и понятный. Ульрих не такой. Наверное, он пошел в мать, которую я не знала. Но, потом я поняла, что он не любит не только меня. Он вообще никого по-настоящему не любит кроме своего отца и Грома. Он очень холодный и неживой, и очень непонятный. Он как будто живет по своим собственным законам, понятным только ему одному. И его не волнует, что думают по этому поводу окружающие. И, тем не менее, он никогда не конфликтовал с окружающим миром. Полностью, но как-то обособлено вписываясь в него. И он всегда был серого цвета. А сегодня его внутренний цвет изменился. И мне показалось… что вы… что у вас любовь. И мне стало любопытно. Извини, если я лезу не в свое дело.
Автономная ходячая звездная система-убийца этого мира, — подумалось Эрте. Как Ним. Но, с ней он не был ни холодным, ни неживым. Он даже оживил и согрел ее. Возможно, и Нима кто-то понимал и мог его ждать, чтобы быть с ним вместе в его странном внутреннем мире. И не дождался. Ее сердце как-то судорожно и больно сжалось на мгновение от такого сравнения, и она суеверно выгнала из себя эту мысль.
Она улыбнулась Кристине:
— Тебе не за что извиняться. Ты не сделала мне ничего плохого. Ты просто удовлетворила свое любопытство. Если тебе этого хотелось, то тебе не нужен другой повод. По крайней мере для меня.
— Ты очень странная — заявила Кристина. Пристально смотря на нее, — и 'твои цвета недавно были другими.
— Да, — согласилась с ней Эрта, начиная понимать, почему ее так располагала к себе Кристина. Она была природным эмпатом, как и Эрта. Но, не развитым на полную мощность техноцивилизацией, не усиленным модификацией и, несмотря на это, довольно сильным и талантливым.
Кристина оторвалась от своего занятия по поиску наряда для Эрты. Она встала и подошла к окну:
— Эрта, посмотри, ты видишь пруд за замком?
Эрта подошла к ней.
— Да.
— Там лебеди. Черные. Пара.
— Да.
— Ты знаешь, что лебеди создают пару один раз и на всю жизнь?
— Да.
— И если один из них умрет, другой потом не сможет жить без него?
— Теперь знаю.
— Эти лебеди были тут всегда. И всегда были черные. Возможно, это уже другие лебеди, но тут всегда была пара. Их птенцы вырастали и разлетались, а они оставались. Всегда вместе. Их очень любила мать Ульриха. И Марк. Он тоже лебедь. А я люблю Марка, также, по-лебединому. И я лебедь. Только мы разного цвета. И я не знаю, может ли быть наша любовь настоящей. Или настоящей была та, другая его любовь. Одинакового с ним цвета. И это мучает меня.
Эрта решила ответить откровенно:
— Кристина, возможно, я не имею права говорить это, но Ульрих сказал мне, что если мучает разлука, то надо быть вместе, и надо быть вместе, если люди нужны друг другу. И неважно, любовь это или не любовь. Настоящая или нет.
— Для меня это важно. Марк сделал мой разоренный внутренний мир красивым, и я очень хочу сделать красивым и удобным его мир для него. Но, я не смогу сделать этого пока наша любовь не станет настоящей. Иногда я устаю бороться с ним за нее и думаю, что это невозможно. В его мире так и будет летать черная лебедь, омрачая его.
Эрта посмотрела на нее и сказала:
— А почему ты думаешь, что черная — это именно она? Не ты? Ведь 'вы до сих пор вместе.
— Если бы она не умерла. Не были бы.
— Если бы он безумно не любил тебя, он не любил бы такую избалованную стерву как Минерва, извини, и не баловал бы ее дальше. И ее бы не любил Ульрих. Ты сама сказала, что он мало кого любит. И она — совсем не то, что он мог бы выбрать для своей любви, если бы ее не любил его отец.
— Знаешь, — ничуть не обидевшись за дочь, вдруг пораженно сказала Кристина — я никогда не думала об этом. Ты думаешь, черной могу быть я?
— Я в этом уверена, — твердо сказала ей Эрта, убежденно смотря ей в глаза. Она могла чувствовать то, что чувствует Марк.
— Ты знаешь, — растеряно и грустно сказала, наконец, Кристина, переставая терзать сундуки и держа в своих руках черно-красное платье с простой серебряной отделкой, — кроме этого ничто тебе так сильно не подходит, но это… не очень уместное в данных обстоятельствах сочетание.
— Но, ведь это платье?
— Ну да.
— Значит, оно уместно. Мне оно нравится. Очень. Или я буду ходить в своей одежде. И ты прирожденный цветомузыкант, Криста.
Кристина глубоко и легко рассмеялась:
— Ну что ж, если тебя не будет смущать его неуместность, то и меня не будет. Ты права, главное — это платье, а остальное никого не касается.
Потом она сказала:
— Я оставлю тебя, чтобы ты переоделась, потом я покажу тебе твою комнату.
Позже, когда они подошли к комнате, которую отвели Эрте, Кристина сказала:
— Знаешь, я рада, что ты здесь появилась. Твое появление заполнило что-то недостающее во мне. Не спрашивай меня что, я этого еще не поняла. Просто мне приятно, что ты теперь здесь.
— Мне тоже было приятно встретить тебя, Криста, — ответила ей Эрта, — ты многому меня научила.
— За одно утро?
— Я быстро учусь.
Потом они попрощались.
Эрта подошла к окну и долго смотрела на черных лебедей, плавающих в пруду возле замка.
— Я думал, ничто не способно украсить тебя лучше, чем ты сама, — отвлек ее внимание от птиц голос Марка Боненгаля, — но, сейчас ты выглядишь богиней красоты.
— Здравствуй, Марк, — поворачиваясь к нему, ответила Эрта, — а кем я выглядела раньше?
— Богиней дикарей, — рассмеялся он.
— Значит, разница незначительна?
— О да, она кажется такой незначительной, и все же платье красит тебя несравненно больше, чем твой мужской костюм.
— Это не платье украсило меня, — сказала Эрта, — это Кристина.
— Да, есть у нее такой талант, — мысленно удалившись из комнаты, произнес Марк, — украшать все к чему она прикасается. Даже души.
— Вы очень похожи, — тихо заметила Эрта.
— Мы вместе уже долгое время. Оно потихоньку сплавляет наши границы.
— Так всегда происходит, когда люди находятся вместе долгое время?
— Думаю, нет. Думаю, для этого надо находиться очень близко друг к другу, все это долгое время.
— В одном доме?