Богдан Сушинский - Французский поход
— Он такой же Архангел, — ухватил его офицер за шиворот, — как ты — Торуньский.
— Но я действительно Торуньский! — взвизгнул шпион. — Это могут подтвердить тысячи варшавян. Это может подтвердить ксенз нашего костела.
— Так мы и пошли выспрашивать, — невозмутимо парировал офицер. — Пан Хмельницкий, позвольте побеседовать с ним наедине. В номере, где живет сотник. Вам не стоит терять время на выслушивание трелей этого недовылупившегося соловья.
Не ожидая разрешения Хмельницкого, он оторвал шпиона от земли и швырнул в сторону двери. Там его подхватил второй офицер и в следующее мгновение исчез вместе с ним в прихожей.
— Только без шума, — предупредил Сирко.
— Все будет шляхетно, паны полковники, — склонил голову офицер. — Все шляхетно.
— Но это не польские офицеры, — заявил Хмельницкий, когда все трое вышли из номера. — Кто они на самом деле? Особенно этот, рослый?
— Мой сотник Лаврин. Командует разведывательной сотней.
— Как он оказался в Варшаве? Почему ты не предупредил меня, что отдал приказ охранять наш табор?
— Этого я не приказывал. Сотник взялся за охрану по собственной воле. И приехал на два дня раньше. Оба приехали. Тот, другой, настоящий поляк. Но служит в сотне Лаврина. Сам Лаврин — человек непостижимый. Когда-нибудь, когда дело дойдет до… Словом, ты понимаешь… В этом человеке мы с тобой увидим такого дипломата и такого командира гетманской охраны, которому позавидует любой император.
Хмельницкий удивленно посмотрел на Сирко. Он ждал, что тот еще что-либо добавит к сказанному, но Сирко многозначительно умолк, считая, что все, что надлежит говорить в подобных случаях, он уже сказал.
— Твой Лаврин что, действительно обладает каким-то особым талантом?
— Двадцать лет учить бы нас с тобой таланту все видеть, все слышать и все знать, самому оставаясь незамеченным и неуслышанным — все равно ничего путного не получилось бы. А Лаврин рожден таким.
— Угу, рожден, говоришь? Значит, будешь просить, чтобы взял его с собой в Париж. Вместо сотника Гурила.
— Можно бы и взять. Но лучше оставить в Варшаве. Когда вернемся из Франции, будем знать обо всем, что здесь происходило в наше отсутствие: что при дворе короля говорят или хотя бы думают о нашем посольстве.
— Ты уже распорядился на этот счет?
— Лаврин не любит, когда им распоряжаются, — улыбнулся Сирко. — Он сам решает, что и когда ему следует делать, как поступать. И вообще, как я уже сказал, он знает не только то, что я хотел бы сказать ему, но и то, о чем я еще не успел подумать.
— Тогда береги его.
Прошло не менее получаса, прежде чем Лаврин снова появился в номере Хмельницкого. Гяур и Сирко потому и не уходили из него, что хотели дождаться доклада своего тайного агента.
— Ну и что? — мрачно спросил Хмельницкий, с ног до головы окидывая Лаврина оценивающим взглядом. — Как он?
— Рассказал, — спокойно ответил Лаврин. — Всю правду. Все как было.
— И где он сейчас? — не сдержал своего любопытства Гяур. — Вы казнили его?
— Казнить?! — покровительственно рассмеялся Лаврин. — Зачем? Там, где нельзя оставаться самому, нужно оставлять свои уши. Если когда-нибудь у меня появится родовой герб, я так и напишу на нем. Такого девиза дворянская геральдика еще не знала.
48
Ночью, когда маркиз д'Атьен уснул, Великий магистр поднялся и вышел во внутренний дворик дворца. Осторожно прокравшись к комнате, из которой начинался ход, ведущий к тайному залу тамплиеров, он, к своему удивлению, обнаружил, что она открыта.
В комнате царила темень, и лунный свет, едва-едва пробивавшийся сквозь окошко, не способен был осветить плиту, на которую де Моле должен был каким-то особым образом нажать, чтобы проникнуть в подземелье. Как именно это нужно сделать, Моле так и не понял. Но потому и пошел сюда, что стремился понять.
Нащупав висевший на стене светильник с тремя факелами, граф достал кресало и попытался зажечь один из них, но так и замер, услышав громыхающий смех шевалье Куньяра.
— Решили сами пройтись по тайному ходу, а, Великий магистр? Но ведь это опасно. Это оч-чень опасно!
Оцепенение Моле длилось недолго. Справившись с ним, граф все же зажег факел и лишь тогда как можно спокойнее проговорил:
— Мне нужны вы, шевалье, а не ваш тайный зал. И был уверен, что вы станете поджидать меня именно здесь.
Шевалье сидел в углу комнаты, заложенном каменной стенкой, на которую граф обратил внимание еще днем. Находясь за этой стенкой, воин чувствовал себя как бы в небольшой крепости. А стрелять из пистолета, разить из копья с коротким древком мог через бойницу.
— Всевидящий вы, Великий магистр, — не поверил ему Куньяр.
— Выбирайтесь из этой западни. Нам нужно поговорить о графине де Ляфер.
— Свататься решились? — Шевалье взошел по узким ступенькам и перемахнул через стену.
Они уселись за стол друг против друга, и шевалье положил перед собой пистолет.
— Вступив в орден тамплиеров, вы тем не менее совершенно не доверяете его Великому магистру, — осуждающе проговорил де Моле, небрежно отодвигая оружие в сторону.
— Но ведь вы прибыли сюда не один. С вами еще трое. А я обязан охранять замок и святыни его даже от сатаны, испепели меня молния святого Стефания.
— Ладно, не стоит об этом, — миролюбиво предложил де Моле. — Вы что-то там намекнули насчет сватовства. Я не имею чести быть знакомым с графиней. Она что, молода, красива и незамужем?
— Очень молода. Удивительно красива. И замужем никогда не была.
Великий магистр задумался, и было над чем.
— Если учесть, что я тоже не женат, наша беседа приобретает совершенно неожиданный оттенок. Но к амурным делам мы еще вернемся. Сейчас поговорим о другом. Я хочу, чтобы вы, шевалье, были моим союзником во всех делах. — При этом граф извлек из кармана кошелек с золотыми и положил на то место, где только что лежал пистолет. — Твердо помня при этом, что когда сокровища будут найдены, ваша доля, верховный казначей, будет более чем значительной.
Шевалье взвесил кошелек на ладони и сунул за пазуху.
— С этой минуты, Великий магистр, я ваш союзник. С этой, а не со времени той комедии с ритуальным мечом, которая, как мне показалось, была устроена специально для маркиза.
— Только для маркиза. А теперь — к сути. Знает ли графиня, что один из ее предков, граф Шварценгрюнден, был в числе основателей ордена тамплиеров?
— И даже гордится этим. Проклятия папы римского ее трогают еще меньше, чем проклятия жен ее любовников. Пардон, не при женихе будь молвлено.
