Андрей Степаненко - Великий мертвый
— Португалия, — хитро улыбнулся Великий Тлатоани. — Вот с кем можно договориться о союзе. Ни смут, ни войны, пироги не хуже ваших, а Тепуско и Громовых Тапиров у них, что звезд на небе. Ваш жрец так все красиво описал…
Кортес похолодел. Слухи о шпионских экспедициях Португалии бродили среди штурманов постоянно, и Мотекусома вполне мог стравить две великие страны между собой — за такой-то пирог! Чертов индеец выигрывал переговоры этап за этапом — с самого начала.
— Сеньор Кортес, — прокашлялись сзади, и Кортес обернулся.
Королевский нотариус протягивал ему бумагу.
— Это копия нашего договора с Португалией о разделе мира.
Кортес облегченно выдохнул, трясущейся рукой принял из рук запасливого нотариуса копию договора и протянул секретарю Мотекусомы.
— Португальцы сюда не придут никогда, — торжествуя, провозгласил он.
Мотекусома хмыкнул, внимательно осмотрел обе печати, поинтересовался, переведут ли ему текст, и, получив заверения, решил, что на этом сегодня лучше и закончить. Ему не удалось встать на равных, но совесть Тлатоани была чиста, — он сделал все, что мог.
— Хорошо, — кивнул он, — завтра я начну подбирать достойных жен для твоих вождей… вот только один вопрос…
Кортес победно оглядел капитанов и приготовился отвечать.
— Твои вожди… они в какой степени родства с Женщиной-Змеей Хуаной и ее благородным сыном Карлосом Пятым?
Кортес поперхнулся, косо глянул в сторону Королевского нотариуса и понял, что врать нельзя. По крайней мере, не в такой момент и не в такой компании — кто-нибудь когда-нибудь да донесет. И тогда Королевские альгуасилы выловят его и сунут в петлю, где бы он ни находился.
— Они не родственники императору. Они его преданные и очень родовитые вассалы.
Мотекусома выслушал перевод, растерянно моргнул и побагровел.
— Наемники?.. Так вы для Дона Карлоса — никто?!
В лицо Кортеса ударила кровь, но он сдержался и принялся судорожно соображать, как донести до этого дикаря простую мысль: служба императору больше, чем любое родство!
И тогда рассмеялся Мотекусома — горько, навзрыд.
— Я думал, что кастилане — достойные люди, — быстро переводили белые от ужаса толмачи, — а мне предлагают отдать моих дочерей самым обычным воинам…
Альварадо вскочил, но Кортес тут же остановил его яростным жестом.
— Сидеть!
Мотекусома сидел и мотал головой, словно никак не мог понять, что теперь делать, а потом как очнулся, — встал, метнул в ставших свидетелями его позора секретарей испепеляющий взгляд и развернулся к Кортесу.
— Прошу вас покинуть столицу. Немедленно.
* * *Кортес принял решение мгновенно.
— Альварадо! К дверям! — заорал он.
Огромный Альварадо мигом перегородил выход и в следующую секунду насадил вздумавшего бежать за помощью секретаря на кинжал.
Второй секретарь метнулся в другую сторону, и его, почти автоматически, принял Гонсало де Сандоваль. Сбросил захрипевшего, схватившегося за лезвие бумагомараку на ковер и развернулся к Кортесу.
— И что теперь?!
Кортес, даже не слушая, рванулся к Мотекусоме.
— Т-с-с, — ласково, как ребенку, произнес он и, не отрывая лезвия от высочайшего горла, сорвал жалобно звякнувший золотыми бляшками пояс — вместе с оружием. — Не надо.
И тогда простоявший все это время у стены Повелитель дротиков Иц-Кау-цин побежал прямо на него.
— Взять его! — заорал Кортес.
Иц-Кау-цин получил арбалетную стрелу в плечо, пошатнулся, на удивление легко уклонился от меча Веласкеса де Леона, отскочил и снова кинулся спасать Мотекусому, и лишь тогда получил еще одну стрелу из арбалета — точно в ухо.
— Че-орт… — болезненно простонал Кортес. — Вот че-орт…
Он уже чуял, во что вляпался.
— Глянь, что там, снаружи! — крикнул он Веласкесу де Леону.
Веласкес де Леон с мечом наперевес помчался осматривать ведущий к парадному входу коридор, капитаны заметались по комнате, пытаясь понять, сколько же выходов здесь есть, и лишь Гонсало де Сандоваль остался там, где и стоял, — над трупом секретаря. Но вид у него был совершенно безумный.
— Что теперь делать, Кортес?! Я тебя еще раз спрашиваю! — заорал он. — Или ты глухой?!
— Нет, не глухой! — рявкнул Кортес и силой усадил ошеломленного Тлатоани на его скамейку. — Переведите ему: не будет вскакивать, останется жив.
Замершие толмачи стремительно перевели.
— Вот так… — выдохнул Кортес, захватывая севшего на скамейку и сразу ставшего ему ростом по грудь Тлатоани поудобнее. — Вот так…
— В коридоре никого нет, — ворвался запыхавшийся Веласкес де Леон, — а дальше, сам знаешь, — охрана.
И лишь тогда капитаны пришли в себя.
— Ты с ума сошел… — прошипел белый от ужаса Ордас.
— Помолчи, — оборвал его Кортес.
— Ты хоть видишь, во что нас втянул?! — взвился Ордас. — Мы же снова в ловушке! И это тебе не Чолула!
Кортес поджал губы и еще плотнее прижал кинжал к горлу Великого Тлатоани.
— Значит, думай, как нам из этого города выйти.
Мотекусома что-то прохрипел.
— Что он сказал?
Толмачи перекинулись парой слов и дружно отвели глаза.
— Он спрашивает, на что вы рассчитываете, — с трудом произнес Агиляр.
Кортес яростно зарычал, — вопрос был откровенно издевательский.
— Господи! Какой же ты болван, Кортес! — схватился за голову Ордас. — Такое дело загубил!
Кортес стиснул зубы, но тут же взял себя в руки.
— Если прорвемся в старую часть дворца, нас оттуда и за месяц не вышибут. Пороха навалом.
— А потом? — жестко поинтересовался Сандоваль. — Что потом, Кортес?
Кортес прикрыл глаза и с ненавистью запустил пальцы в напомаженные волосы Великого Тлатоани.
— Вот наше «потом». Если не паниковать, мы еще и с добычей выйдем.
* * *Насколько все плохо, Кортес осознал полностью примерно через полчаса. В поисках другого выхода капитаны еще раз обошли практически лишенные окон — по жаркому климату — комнаты и коридоры и вернулись ни с чем.
— Выход в сад есть, Кортес. Даже два, — первым отчитался Альварадо, — и через дверь, и через балкон. Но там во-от такие бугаи стоят. Восемь штук. А в стороне еще и караулка на полсотни бойцов. Без шума не пройдем. А на улице, — сам знаешь, — нас почикают.
Кортес яростно скрипнул зубами, — на сад он рассчитывал больше всего.
Вторым вернулся Сандоваль.
— Один из коридоров идет в гарем. Но детей полный двор. Мотекусому мимо них не протащить. Шум подымут. Ну, и воспитатели… человек двести… крепкие ребята.
