Львиное сердце. Под стенами Акры - Пенман Шэрон
— С того, что эта уловка слишком хорошо, слишком тщательно продумана. С того, что Ричард уверен: если королевству Иерусалимскому суждено выжить, то только благодаря договоренности с Саладином. С того, что условия достаточно честны, чтобы устроить обе стороны. С того, что он рассматривает сарацин как врагов, но не как исчадий ада, какого мнения придерживается большинство войска. С того, что брат искренне уважает аль-Адиля и считает, возможно, что тот может стать мне хорошим мужем, если отбросить всякие мелочи вроде языческой веры и других жен, естественно.
Улыбка Джоанны была ироничной, но оставалась улыбкой, потому как она начала замечать извращенный юмор во всей этой ситуации. Но ей было очевидно, что невестка этого юмора не видит. Беренгария выглядела такой обескураженной, что Джоанна пожалела о своей откровенности. Но так ли уж плохо, если нимб вокруг головы Ричарда слегка померкнет? Если Беренгария намерена сделаться настоящей анжуйской королевой, ей следует стать реалисткой как в отношении окружающего их мира, так и в отношении мужчины, за которого она вышла.
— Не важно, что сделал бы и чего не сделал Ричард, вырази я согласие обсудить союз, — сказала она, ободряюще похлопав подругу по плечу. — Я не согласна, и это означает конец всему.
Для Беренгарии все оказалось не так просто, и она до рассвета пролежала без сна, разглядывая мужчину, спавшего рядом. Как вообще Ричарду могло прийти в голову предложить столь безбожный брак? Почему он с такой охотой ведет переговоры с басурманами, будто они христианские правители? Как может не видеть, что тем самым навлекает на себя ненужные проблемы? Наваррка никогда не сомневалась, что ее супруг — преданный сын Церкви, но у него бессчетное число врагов, готовых поверить в самое плохое. Много в этих анжуйцах есть такого, чего ей никогда не понять. Сюда входит и Джоанна, которая, подобно Ричарду, находит что-то неподобающе забавное в делах крайне серьезных. Муж пошевелился во сне, и молодая женщина осторожно высвободила длинную прядь, попавшую ему под плечо — она не заплетала волосы на ночь, зная, что ему они нравятся распущенными. Строго напомнив себе, что ей повезло куда больше, чем многим, Беренгария вытянулась на постели и закрыла глаза. Но она продолжала чувствовать тревогу, беспокойство. Вдруг ей стало жутко одиноко, потому как из памяти всплыл голос любимого брата Санчо. «Они не такие как мы, малышка», — предупреждал он ее тогда в Памплоне. И действительно, не такие.
Когда Баха ад-Дин передал предложение Ричарда Салах ад-Дину, тот сразу же согласился, поскольку был уверен, что английский король никогда не исполнит обещанного, так как это либо очередная его шутка, либо обманный маневр. Ричард ответил извинительным письмом, что Джоанна отказывается от брака, но он надеется убедить ее, поскольку не видит иного способа закончить войну. Хотя сарацины и относились к перспективам крайне скептически, тайные переговоры продолжались.
Ричард не переставал давать семье, друзьям и солдатам поводы для страха за его жизнь. Столкнувшись близ Яффы с сарацинскими разведчиками, он навязал им бой, убил эмира, захватил пленных, а после даже не пожелал выслушивать упреки. На следующий день, в канун Дня всех святых, король, препоручив Яффу и женщин заботам епископа Эвре и графа Шалонского, передвинул войско на четыре мили к Язуру, где разбил лагерь на полпути между Казаль-де-Плейн и Казаль-Ман, двумя тамплиерскими твердынями, срытыми Салах ад-Дином. Храмовникам он приказал восстановить первый замок, а сам принялся отстраивать второй. Вопреки ежедневным наскокам сарацин, ему удалось вдохновить своих людей, которым не терпелось начать поход на Иерусалим и которые рассматривали возрождение крепостей как первый шаг.
Шесть дней спустя горстка сквайров под прикрытием тамплиеров отважилась на фуражировку. Парни уже набили тюки сеном и собирали хворост, когда на них обрушился отряд бедуинских всадников. Тамплиеры поспешили на выручку, но их было очень мало, и вскоре они сами оказались в окружении. Тогда братья решились на отчаянный шаг: спешились и встали спина к спине, намереваясь подороже продать свои жизни — их орден гордился тем, что никогда не сдавался в плен и не платил выкуп. В этот миг на сцене, привлеченный суматохой, появился Андре де Шовиньи с пятнадцатью придворными рыцарями. Их удар на время рассеял сарацин, но вскоре те нахлынули снова, еще в большей силе, и франки поняли, что в этой битве им не победить.
В двух милях от схватки Ричард надзирал за восстановлением твердыни Казаль-Ман, радуясь энтузиазму, с каким люди наваливаются на работу. Помогало то, что дни стали прохладнее, хотя и были намного теплее, чем полагалось в ноябре в родных землях крестоносцев. Солдаты таскали к корыту мешки с песком и известью и бадьи с водой, готовя новую порцию раствора, когда часовые подали королю сигнал.
Мальчишка по виду был невредим, но валился с ног от усталости и, едва выпалив новости, рухнул наземь. Он был слишком слаб, чтобы подняться, когда Ричард раздвинул толпу обступивших его людей, и дышал так натужно, что узкая грудь заходилось, как казалось, в конвульсиях.
Король едва мог разобрать с шумом вырывающиеся слова, и тогда за дело взялся один из часовых.
— Нападение турок, сир, близ ибн-Ибрака. Парень говорит, врагов слишком много для тамплиеров. Прискакали еще рыцари, но и их задавили числом. Похоже, нашим срочно требуется помощь.
— Дайте ему воды, — распорядился Ричард.
Взгляд его пробежал по толпе рыцарей, уже облаченных в доспехи. Велев графу Лестерскому и графу Сен-Полю возглавить идущий на выручку отряд, король побежал к своему шатру, сзывая сквайров. Те с рекордной скоростью облачили господина. Однако ему потребовалось еще какое-то время, чтобы созвать своих рыцарей и приготовить коней, поэтому, выезжая из лагеря, крестоносцы страшились зрелища, которое могут застать.
На деле оказалось еще хуже. До рыцарей доносился знакомый лязг оружия, крики, знаменующие смерть людей и лошадей. По пути к месту битвы их окликнули несколько фламандских сквайров из фуражирской партии, прятавшихся в тростниках в русле пересохшей речки. Юнцы были насмерть перепуганы, да и никто из них не говорил толком по-французски, но им удалось донести единственное главное слово: «засада». Нападение на тамплиеров было приманкой, и теперь Лестер и Сен-Поль угодили прямиком в ловушку.
Ричард пришпорил Фовеля, спеша на шум схватки, спутники потянулись за ним. Впереди показалась беспорядочная масса людей и коней, ожесточенная схватка, в которой франки заметно уступали числом. Ричард натянул поводья, рыцари поравнялись с ним, разразившись возгласами ужаса при виде открывшегося их взорам зрелища. Одного взгляда хватило, чтобы понять — вовлеченные в бой воины обречены, но никто не думал об этом сейчас, потому как рыцарями прежде всего руководил долг по отношению к королю и лишь потом к гибнущим товарищам. Собравшись вокруг Ричарда, они стали уговаривать его отойти, напирая на то, что их сил не хватит, чтобы спасти своих, а если государя убьют в ходе этой безнадежной попытки, надежда на победу над Саладином умрет вместе с ним.
Львиное Сердце сердито оборвал их мольбы.
— Я послал сюда тех людей, обещая поспешить следом. Не называться мне королем вовеки, коль они погибнут без меня.
С этими словам он опустил копье и устремился на сарацин с боевым кличем английского царственного дома: «Дезе!»
Он атаковал ближайшего турка, выбив его из седла с такой силой, что несчастный умер, не успев коснуться земли. Отбросив сломанное копье, король выхватил меч и снова бросил Фовеля в схватку, нападая с такой яростью, что сарацины раздались в стороны в поисках добычи полегче. Тут его люди узнали, что государь рядом, сражается вместе с ними, и не в первый уже раз присутствие вождя повернуло вспять ход битвы. Пользуясь импульсом, который придал Ричард, крестоносцы стали теснить врага и отогнали сарацин на расстояние достаточное, чтобы организовать собственный отход с поля боя.
