Львиное сердце. Под стенами Акры - Пенман Шэрон
— Послушать тебя, так будто я ее на пару верблюдов меняю! Все, что я сделал, это предложил брачный союз, способный положить конец войне. В мои намерения...
— Ты рассвирепел, когда Филипп стал обхаживать меня в Мессине, и даже в мыслях не пожелал рассматривать брачный союз с Францией. Теперь же ты собираешься выдать меня за язычника, врага нашей веры? Да ты, должно быть, точно спятил!
— Я не говорил, что намерен выдать тебя за аль-Адиля! Я только сказал, что предложил ему это. И пытался втолковать тебе, что у меня есть три убедительных довода выступать с такой идеей.
Заметив, что его наконец-то готовы слушать, король решил поторопиться, пока женщины не передумали.
— Прежде всего, — начал он, — Саладин на восемь лет старше брата, и пребывает не в лучшем здравии. Поэтому скорее всего умрет первым. Затем, аль-Адиль выказал себя человеком больших способностей, он одинаково искусен как в государственных делах, так и на поле боя. Эмиры Саладина уважают его, и султану отлично об этом известно. И последнее: первенцу Саладина всего двадцать один год, прочие сыновья еще моложе, и ни один из них не выказал пока талантов под стать аль-Адилю. Насколько я наслышан, между братьями существует тесная связь. Но Саладин должен быть святым — если у мусульман существует такое понятие — чтобы не переживать насчет того, какая судьба постигнет империю после его смерти.
Остановившись, он заметил, что жена до сих пор смотрит на него с ужасом. А вот Джоанна слушала со вниманием.
— Продолжай, — промолвила она. — Выходит, ты намерен посеять рознь между Саладином и его братом. И каким образом предложение о браке способно тут помочь?
— Таким, что это предложение не из тех, какое аль-Адиль отметет с порога, ведь оно делает его королем. А тебя, если интересно, королевой.
Поняв, что попытка пошутить не удалась, Ричард продолжил, рассказав о мирных предложениях, переданных аль-Адилю.
— Как видишь, — заключил он, — этот брачный план на самом деле своего рода ловушка.
— А я — наживка в ней, — язвительно отозвалась сестра. — Думаешь, Саладин примет предложение?
— Нет, полагаю, он откажется.
— Для тебя же лучше, если ты окажешься прав, — предупредила Джоанна. — Потому как я ни за что не соглашусь.
— Даже за титул королевы Иерусалимской, ирланда? — подначил Ричард, и молодая женщина нахмурилась.
— Даже за титул Царицы Небесной. Я не собираюсь жить в гареме. Да, мне известно, что мусульманам разрешается иметь четыре жены. Не забывай, я ведь на Сицилии выросла!
— Но ты ведь будешь королевой, а это наверняка обеспечит тебе более высокий статус по сравнению с другими женами, — заявил он и пригнулся, когда Джоанна схватила подушку и запустила ей ему в голову.
Хотя Беренгария очень обрадовалась, что Ричард не всерьез замышляет выдать Джоанну за неверного язычника, ее озадачивало, почему супруг относится к этому делу так легкомысленно, без той серьезности, которое оно заслуживает.
— Я не понимаю, — сказала наваррка. — С какой стати брат Саладина поверит, что ты способен распоряжаться короной Иерусалима по собственному усмотрению? И почему ты решил, что другие христианские лорды согласятся?
Ричард терпеливо пояснил, что сохранения короны на голове Лузиньяна хочет лишь сам Ги, а права Изабеллы можно провозгласить незаконными по причине ее двоемужества.
— И хотя кое-кто из пуленов может воспротивиться, — подытожил он, — большинство из принявших Крест не станут возмущаться, потому как смогут посетить Священный город и гробницу, исполнить обет и вернуться домой.
Джоанна, прищурив глаза, внимательно слушала.
— Итак, — промолвила она. — Ты предлагаешь аль-Адилю корону, Саладин ее отклоняет, аль-Адиль чувствует себя обманутым, и они с братом начинают подозрительно коситься друг на друга. Таков твой замысел, Ричард?
— В общем и целом, — кивнул король. — Само собой разумеется, это не должно стать достоянием общественности. Стоит Бургундцу и Бове пронюхать, они обвинят меня в переходе в ислам и развязывании джихада против всего христианского мира.
Джоанна молчала до той минуты, пока брат не поцеловал дам и не собрался уходить.
— Из чистого любопытства, Ричард, — обратилась к нему она. — А что, если Саладин и аль-Адиль примут твое предложение? Как ты тогда поступишь?
Он остановился, взявшись рукой за полог.
— Что-нибудь придумаю, — сказал король с усмешкой и исчез в ночи.
Едва муж ушел, Беренгария тяжело опустилась на постель Джоанны.
— Иногда мне кажется, что Ричард слишком умен для своего же собственного блага, — призналась она. — Я осознаю всю ценность шанса посеять недоверие между Саладином и его братом, но если слух просочится... — От одной мысли молодая королева вздрогнула. — Мне казалось, война с сарацинами должна была быть более... прямолинейной. А получается, что это трясина, отравленная мелким соперничеством, личными амбициями, позорными предательствами. Французы ненавидят Ричарда. Пулены вцепляются друг другу в горло. Ги не способен править, но Ричард поддерживает его по причине своей вражды с французским монархом. Филипп не только пренебрег святой войной, но и скорее всего намеревается, бросая дерзкий вызов Церкви, напасть на владения моего супруга в Нормандии. А Конрад хуже всех, потому как на самом деле намеревается выступить вместе с неверными против собратьев-христиан. Все это так отвратительно!
Джоанна задумалась над тем, была ли она когда-нибудь такой же невинной, как Беренгария, такой же доверчивой к людям и их мотивам. Скорее всего — никогда, пришла она к выводу. Впрочем, сложно научиться наивности в семье, известной как «дьявольское отродье». Сидя рядом с невесткой на кровати, Джоанна размышляла об отце и братьях. Дело не только в Ричарде — все они считали себя самыми умными, способными переиграть любого противника и добиться своего одной только силой воли. И чего достигли? Папа умер один, всеми покинутый, проклиная день, когда появился на свет. Хэл в последние недели жил как настоящий разбойник, грабил церкви для того, чтобы расплатиться с наемниками. Шашни Жоффруа с французским королем дорого обошлись жене и детям, поскольку безвременная его смерть превратила их в пешки в борьбе Бретани с более могущественными соседями. Джонни уже показал, что ему нельзя доверять — предал отца, который так многим ради него пожертвовал. Что до Ричарда, то тот не только унаследовал свою долю анжуйского апломба, но и безрассудство, которое казалось ей чрезвычайно опасным. Что может быть безрассуднее, чем идея заключить брачный союз с принцем неверных? Почему только матушка оказалась способна учиться на собственных ошибках?
— Джоанна, ты выглядишь такой... такой озабоченной. — Беренгария сжала ладонь золовки. — Я понимаю, что ты возмущена этим планом Ричарда. Ему следовало найти иной способ, не впутывать тебя. Даже зная, что он никогда не выдаст тебя за саладинова брата, все равно недопустимо... — Наваррка не закончила фразу, заметив скептическое выражение на лице Джоанны. — Ты ведь не думаешь, что он врет? Я никогда не поверю, что Ричард способен вовлечь тебя в такой безбожный брак, он слишком сильно тебя любит.
— Я знаю, — отозвалась Джоанна. — Я не боялась, что он попробует выдать меня за аль-Адиля против моей воли.
Учти, большинство мужчин слишком готовы принять самопожертвование со стороны женщин ради высокой цели, но мое счастье много значит для брата. Однако ты заблуждаешься, Беренгария, если считаешь, что это всего лишь уловка, назначенная обмануть Саладина и аль-Адиля. Отнесись я к предложению иначе, вырази заинтересованность стать королевой Иерусалимской — а многие женщины хоть за антихриста выйдут, только помани их короной — я бьюсь об заклад, Ричард начал бы рассматривать сей брак более серьезно. Сделай брат вывод, что меня привлекает этот союз, он охотно оформил бы его.
— Я в это не верю, — твердо возразила Беренгария, изо всех сил стараясь заглушить внутренний голос, убеждавший ее, что Джоанна знает Ричарда как никто другой в мире. — Он сказал, это просто стратагема. С чего решила ты иначе?
