Ксавье де Монтепен - Владетель Мессиака. Двоеженец

Кавалер Телемак де Сент-Беат был храбр, но не безрассуден. Зная, где находится брод, он, оставя в стороне мост, направился в ту сторону. Но тут возникло новое затруднение: кляча ни за что не пожелала идти в воду. Удары хлыстом и шпорами не действовали. Телемак де Сент-Беат злился, теряя время, а всадники приближались.

«Неужели они гонятся за мной?!» — невольно подумал он.

Обнажив палаш и изготовив пистолеты, он приготовился отражать нападение. Через несколько минут не оставалось сомнения, с кем придется иметь дело. Всадники свернули с дороги и приблизились к броду.

— Сдавайся! — крикнул старый барон, несясь во главе своих бандитов с палашом в одной руке и пистолетом в другой. Всадники сделали полукруг около кавалера. Только один остался немного позади; это была Эрминия, нахлобучившая шляпу с широкими полями на самые глаза.

— Что вам от меня надо?

— Мы не желаем тебя убивать! — ответил старый Канеллак. — Требую только, чтобы ты отдал письмо, написанное твоей сестрой.

Теперь Телемак де Сент-Беат понял цель нападения.

— Вы посланы госпожой де Сент-Жермсн?

— Какая тебе разница?

— Очень большая. Знай я, что этой милой даме так желательно получить обратно свое письмо, я постарался бы его сохранить.

— Значит, у тебя его нет?

— Часа два уже, как нет.

— Лжет! — послышался женский голос, дрожью ужаса сжавший сердце Телемака де Сент-Беата.

— Я не лгу, — возразил он, — и никто не докажет, что я его не отдал Эвлогию.

Наступило минутное молчание. Затем снова раздался голос Эрминии.

— Он лжет! Осмотрите его карманы и платье.

— Благодарю за внимание, милая сестрица! — насмешливо ответил Телемак, готовясь к обороне; в каждой руке у него было по пистолету, а в зубах палаш.

Пятеро кинулись на него. Раздались два выстрела. Затем, отбросив пистолеты, он схватился за палаш и ужасным ударом отрубил руку одному из бандитов, а другого проколол насквозь.

— Переломайте ему ноги! — скомандовал Канеллак.

Но кавалер подскочил вверх с такой легкостью, которой позавидовал бы сам Эвлогий, и увернулся от удара по ногам. Через минуту он уже исчез в волнах реки.

— Он от нас уйдет! — закричал старый барон, обращаясь к Эрминии.

— Слушайте! Слушайте! — ответила Эрминия в гневе.

Вода была глубже, чем рассчитывал Телемак де Сент-Беат. Но река, не широкая в этом месте, позволяла наблюдать противоположный берег. Нырнув, гасконец сообразил, что будет безопаснее проплыть подольше под водой, чем сейчас же выйти на левый берег Алагоны. Маневр удался ему превосходно. Но за ним следили. И едва голова показалась над водой, как десять выстрелов разом загремели. Он издал пронзительный крик, погрузился в воду и уже более не показывался.

— Убит! — порешили бандиты.

— Очень может быть, — сказала Эрминия, — но мы будем спокойнее, когда удостоверимся в этом.

Немного дальше места, где утонул Телемак де Сент-Беат, река суживалась; по обоим ее берегам росли густые вербы, хотя и лишенные листьев суровой зимой, тем не менее еще представлявшие густую чащу. Бандиты тщательно обыскали вербы и береговой тростник. Только шляпа Телемака де Сент-Беата плавала между водяными лилиями и пожелтевшими лопухами посреди реки.

— Умер, теперь уж несомненно умер, — решил Канеллак.

— Если только не скрывается в том лесу, еще более густом, чем осмотренный нами, — перебила его Эрминия.

— Двадцать пистолей тому, кто осмотрит эти кусты! — сказала Эрминия бандитам.

Бандиты помнили, что Телемак де Сент-Беат, если и спасся, то был безоружен; пистолеты и кинжал валялись на месте боя, а палаш ему сохранить было трудно. Поэтому один негодяй очень охотно переплыл реку и обыскал кусты. Через десять минут, дрожа от холода, он вернулся назад.

— Ну, что? — спросили его.

— Бр-р! Я замерз! Если наши пули его не убили, вода прикончит, чистый лед.

Эрминия отсчитала бандиту двадцать пистолей, и улыбка удовольствия скривила уста этой ужасной женщины. Зачерствелый в убийствах Канеллак, и тот почувствовал отвращение при виде этой дикой улыбки.

— Он был только моим сводным братом! — поспешила заявить Эрминия, заметив дурное впечатление, произведенное ее поведением. — Мы друг друга всегда ненавидели.

— Ну, теперь вы совершенно покойны?

— Совершенно, но надо вам сознаться, все совершившееся до того расстроило мои нервы, что я не в силах теперь возвратиться в Клермон.

— Не к чему и возвращаться. Недалеко замок Мессиак, и мы всегда можем найти там гостеприимство.

— И вы хотите ехать к Каспару д'Эспиншалю?! А я полагала, что ваши отношения с ним самые дурные.

— Мы ненавидим один другого, но разве это помешает гостеприимству?

— В таком случае, едем в Мессиак. Но не советую брать с собой бандитов. Каспар д'Эспиншаль может подумать, при виде такой свиты, что мы собираемся осаждать его.

Барон де Канеллак, казалось, остался очень довольным и совершившейся экспедицией, и предстоящим посещением Мессиака, хотя экспедиция стоила ему двух людей убитых и двух тяжело раненых, а в замке жил его враг.

XIV

Два дня уже граф Каспар д'Эспиншаль не выезжал из дома, но с Одилией не виделся.

Какой-то панический страх объял жителей замка. Предчувствовалось что-то ужасное. Юлия, горничная графини, встретила Каспара д'Эспиншаля в коридоре, укрывавшегося, точно вор, и была поражена его лицом и ужасным взором. Дон Клавдий-Гобелет слышал, как граф всю ночь ходил по своей комнате, в которую никто не имел права зайти. Капеллану показалось даже, будто граф, уподобляясь адскому духу, гремел цепями и волочил их по полу. Попробовал было он наутро спросить: что это значило? Но граф взглянул на него таким взором, что достойный капеллан онемел.

Одилия тоже не выходила из своих комнат. Не понимая ничего из происходящего, она, однако же, не была спокойна. Одилия еще любила своего мужа. Но уже сожаление о прежней счастливой и покойной жизни грызло ее сердце; ей было грустно, что искренний ее друг Иоанна не виделась с ней со дня свадьбы; в особенности душа ее болела при воспоминании о своем старом, покинутом отце. Она уже поняла необдуманность своего поступка и, что еще хуже, поняла, почему граф Шато-Моран так ненавидел и презирал весь род д'Эспиншалей. Теперь она уже настолько же боялась своего мужа, насколько прежде любила его.

Жизнь в замке Мессиак с каждым днем становилась печальнее. Муж совершенно ее бросил. Если когда и начинал разговор, то непременно иронический и полный оскорбительных намеков.