Томас Костейн - Наследники Великой Королевы
Джон решительно вошел в каюту. Волосы его были в беспорядке, обнаженный торс запачкан пятнами крови. Помедлив с мгновение он бросил на стол документ и ткнул в него пальцем.
— В этом документе, уважаемые дамы и господа, — громко заявил он, — содержатся доказательства вероломства покойного дона Педро. Факты здесь изложены абсолютно ясно и недвусмысленно и записаны рукой самого адмирала. Я не обязан давать вам никаких объяснений и извинений, однако, мне дорого мое доброе имя и потому я зачитаю вам отчет, составленный вашим командиром. — Он прочитал вслух записку, а потом вернул ее мне. — И пусть теперь кто-нибудь из вас осмелится сказать, что дон Педро получил не по заслугам.
— Я заявляю это, — негромко произнесла донна Кристина. — Ваше судно находилось в запретных для него водах.
— Запретных? — переспросил Джон, не глядя на девушку. — А кто может запретить нам это? С каких это пор Испания единолично владеет Средиземным морем?
Остальные испанцы сидели в напряженном молчании. Они явно опасались, что продолжение этого разговора чревато для них многими неприятностями. Одна из женщин впала в истерику и громко зарыдала. Донна Кристина наклонилась к ней и стала что-то шептать на ухо, видимо стараясь успокоить. Джон понял, что испытывают эти люди и поспешил рассеять их страхи.
— Дело это я теперь считаю закрытым. За смерть членов экипажа «Трайала» поплатился жизнью лишь один человек. Остальные не понесут никакой кары. — Он замолчал и нахмурился. — Красивой женщине позволительно высказывать свое мнение, не опасаясь последствий, но все женщины, независимо от того, красивы они или нет могут чувствовать себя здесь в безопасности.
Он, казалось, впервые заметил, в каком виде предстал перед пленниками. — Прошу дам извинить меня за внешний вид. Быть может вы простите меня, если узнаете, что я только что принимал посильное участие в спасении жизней раненых испанских матросов. Они находятся в кубрике, под нами.
Никто не отважился произнести ни слова, поэтому капитан решил более подробно обрисовать создавшуюся ситуацию.
— Не исключено, что я буду вынужден затопить «Санта Катерину», — сказал он, — однако, возможно я все же смогу отвести ее в какой-нибудь южный порт. В любом случае вашей безопасности никто не будет угрожать, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы обеспечить вам хотя бы минимальные удобства. К вам будут относиться как к пленникам, которые будут обменены или выкуплены. Если кто-нибудь из вас опасается быть проданным на турецкие галеры, он может быть спокоен на этот счет — ни один христианин, даже если он и заслуживает этого, не будет отдан Джоном Уордом на языческое судно ворочать веслом. Я прошу вас лишь соблюдать распорядок и не усугублять сложности, которые и без того приходится преодолевать мне и моему экипажу.
В течение всей этой суеты, донна Кристина, как я заметил, не отрываясь смотрела на него. Джон не смотрел в ее сторону. Не взглянул он на нее и тогда, когда в заключение произнес несколько слов, касавшиеся ее непосредственно.
— В мои намерения не входит задерживать племянницу вашего покойного командира. Все случившееся для. нее было особенно тяжело, и я постараюсь сколько могу облегчить ее положение. Если это будет возможно, мы высадим ее в ближайшем порту, куда заходят суда, идущие на Запад. Теперь остается соблюсти и последнюю формальность. Вас еще не подвергли обыску, и в мои обязанности входит проследить, чтобы эта процедура была немедленно выполнена. Этот приказ не распространяется на донну Кристину. Она вольна покинуть каюту, если пожелает. Остальные, однако, должны остаться.
Меня интересовало, известна ли Джону баснословная цена драгоценностей молодой испанки, но я промолчал, решив никому не рассказывать то, что узнал из писем.
— Я предпочитаю остаться, — сказала донна Кристина.
Глаза капитана и девушки в первый раз встретились.
Я невольно залюбовался этой парой — молодой испанкой с серьезными прекрасными глазами и огромным англичанином, обнаженным по пояс, с длинными золотистыми волосами, рассыпавшимися по его могучим плечам.
— Поступайте как вам угодно, сеньорита, — ответил он.
Мы вышли на палубу, и увидели, что настроение у наших матросов значительно улучшилось — им только что принесли котлы с ужином. Только сейчас я вспомнил, что у меня с самого утра во рту крошки не было. Запах жаркого из барашка заставил меня почувствовать как я проголодался. Тут же мы уселись прямо на палубе. Джон вместе с нами. Мы воздали должное барашку и нескольким большим испанским хлебам с хрустящей корочкой, которые были найдены в камбузе. Потом появились фрукты и один бочонок вина. Капитан запретил пьянство до тех пор, пока мы не закончим все наши труды и не увидим на горизонте побережья Африки. Рисковать нам было нельзя.
За этой трапезой я увидел Джона с новой стороны. Суровый командир исчез. Он шутил с матросами, запускал в котел с бараниной свои огромные ручищи, доставал оттуда аппетитные куски, смачно хрустел поджаристой корочкой великолепного свежего хлеба. Он находил лестные слова для всех, воздавая должное каждому. Я только диву давался, как мог Джон так точно запомнить, кто как вел себя во время боя, какие именно подвиги совершил. Для этого нужно было иметь не пару глаз, а по крайней мере три. Всем было лестно выслушать похвалу из уст капитана. Даже Клим-Балбес гордо выпятил грудь и глуповато ухмыльнулся, когда капитан напомнил, как ловко он пронзил пикой испанского артиллериста. Я мог понять их чувства, ибо и сам испытал гордость, когда Джон поблагодарил меня за помощь.
И тем не менее вся эта сцена несла на себе печать какой-то нереальности. Разве это я, Роджер Близ, сижу здесь с этими буйными грубыми людьми? И хотя до сих пор я вроде бы неплохо и довольно уверенно играл свою роль, было ясно, что у меня нет с ними ничего общего. И никогда не будет. В этом я все больше убеждался.
На лице Джона появилась хитрая заговорщическая улыбка. Он оглядел сидевших вокруг матросов и сказал.
— Ну что ж, парни. У меня есть новость, которая, думаю, порадует вас всех. Мы обнаружили на «Санта Катерине» кое-какое золотишко и неплохой груз товаров. До сих пор вы были на голодном пайке, нам не везло, и я никак не мог компенсировать вам все тяготы этого нелегкого плавания. Но теперь я могу твердо обещать — в Лондон вы вернетесь не с пустыми карманами. Гульнете на славу да еще и на побрякушки для всех ваших женщин хватит. Пока еще не знаю точно, сколько придется на долю каждого, но уверен, что немало.
Под дружные одобрительные крики он поднялся на ноги, подмигнул мне и прошептал на ухо.
— Ну, а теперь, Роджер, мне предстоит изрядная канитель с застежками и шнурками камзола и брыжами. Дело в том, что между мной и некоей гордой своенравной дамой все еще остаются кое-какие разногласия и их нужно как можно скорее уладить. Встретимся позже. Успеешь до этого просмотреть все бумаги?
