Альма. Ветер крепчает - Тимоте де Фомбель
Паларди весь побелел.
– На этот раз сделаем вид, что ничего не было, – шепчет Пуссен хирургу под восторженным взглядом Жозефа. – Не будем никому рассказывать о случившемся. Это будет нашей маленькой тайной…
Приближаются шаги. Вожеланд заходит к ним под бак.
– Жак Пуссен! Вас вызывает капитан. Он считает, вы поспали достаточно, и хочет поговорить с вами… И с тобой тоже, Жозеф Март.
С Вожеландом какой-то матрос. Оба замирают, заметив Альму.
– Это ещё что такое?
– Это работа нашего хирурга, – говорит Пуссен, грубо схватив Альму за плечо и приподнимая повязку.
Он показывает всем искуснейшие швы.
– Взгляните… Пара недель, и от раны останется одно воспоминание. Таланта доктору Паларди не занимать.
Пуссен встаёт. Сна не предвидится ни секунды. Он даже обсохнуть не успел.
– Верните девчонку в погреб, – говорит он. – С меня хватило мороки её оттуда выуживать. Пойдём, Жозеф Март. Не будем мешать людям работать. Нас зовёт капитан.
Они уходят. Вожеланд остался с Альмой, Паларди и матросом.
– Доктор, что на вас нашло? Предупреждайте, когда берёте невольников!
Паларди открывает рот, но Вожеланд переходит на ор:
– Это обязательно! И без разговоров! Впрочем, вам капитан тоже хотел что-то сказать.
Паларди закрывает чемоданчик и уходит.
Тогда Вожеланд с матросом поднимают Альму. Они выводят её на палубу, затем на бак. Она не сопротивляется. И только запрокидывает голову. Дождь немного стих. Но ветер – нет. Он разгоняет тучи. Где-то на небе даже мелькнула звезда.
– Вперёд!
Двое мужчин толкают Альму к фок-мачте, ко входу в погреб. И даже не догадываются, что в эту темницу без окон и воздуха спускается под их толчками сама неприступная вольность.
36. Бомба
Гардель пропустил Жака Пуссена внутрь своей каюты, а Жозефа Марта оставил за дверью.
– Ты постой тут.
Жозеф надеялся, что они войдут вместе. Он уже много месяцев не был в покоях капитана. Не видел двух ящиков под койкой в стенной нише, на которые возлагал такие надежды. Он как раз собирался прижаться ухом к двери, чтобы послушать, о чём они говорят, как вдруг сзади возник доктор Паларди.
– Похоже, мне что-то хотели сказать…
– Да, – говорит Жозеф, – он ждёт вас.
Хирург осторожно стучит. Гардель резко открывает дверь.
– Паларди!
Стоя в проёме, капитан на секунду оглядывается внутрь каюты.
– Пара слов, и я вернусь к вам, – говорит он Пуссену.
Капитан стоит на пороге, хирурга он внутрь не приглашает. Жозеф замечает посреди каюты ждущего на стуле плотника.
– Паларди, до сих пор вам сильно везло. Я не стал упрекать вас, когда за проведённые на побережье месяцы мы потеряли пять рабов.
– Вы очень любезны.
– От такой погоды могло умереть и больше.
– Даже крысы тогда болели.
– Однако вы выглядите весьма здоровым.
– Благодарю…
– И, как-никак, вы спасли бондаря.
Доктор скромно кивает, стыдясь того, что Пуссен тоже слышит эту незаслуженную похвалу. Но главное, он чувствует, что все эти добрые слова в устах Гарделя предвещают другие, беспощадные.
– Господин врач, под этим вот полом, в крюйт-камере, есть беременная негритянка. Из тех, что мы завели на борт в Виде.
– Да, капитан, у неё малокровие в последней стадии.
– Вы достанете её оттуда и поместите в шлюпку.
– Зачем? Ей осталось жить дня два или три.
Гардель непринуждённо берёт врача за ухо и снова медленно поднимает его.
– Господин доктор, – говорит он, – вы доставите мне такое удовольствие и вылечите её.
Пуссен пристально вслушивается. Чтобы капитан так занимался судьбой отдельного невольника – редкость.
– Если настаиваете… – проговорил Паларди, стоя на цыпочках.
– Настаиваю, Паларди, настаиваю. И даже готов на
серьёзные лишения, чтобы она осталась в живых.
– Лишения?
– Я объясню, – шепчет Гардель.
Не отпуская уха, он притягивает врача к себе и говорит тихо:
– Если она умрёт, я готов буду лишить это судно хирурга…
Паларди хватает ртом воздух, как рыба. Гардель продолжает:
– Я дам вам лодку, которая болтается за окном, а в ноги положу останки той женщины. И можете возвращаться домой своим ходом. Вы поняли?
– Кажется…
– Тогда вылечите её. Это приказ.
Пятки врача вновь касаются пола.
– Вы её легко узнаете. Клеймо «Нежной Амелии» у неё на левом плече.
Это называется капитанская доля. По договору судовладелец даёт капитану право перевозить двух рабов, которых тот сможет продать для собственной выгоды. Они принадлежат лично ему и увеличивают его доход по прибытии. То же касается горшков пчелиного воска, бочонка с орехом колы и гвинейского перца. Так что Гардель бережёт ту женщину как собственный кошелёк.
Паларди уходит. Жозеф не шелохнулся. Он стоит за приоткрытой дверью и надеется, что про него забудут.
Капитан возвращается к плотнику.
– А бивни на палубе, капитан, – спрашивает Пуссен, – тоже ваши личные?
Пуссен прав. Гардель рассчитывает продать их себе в карман.
– Как раз об этом я и хотел поговорить, господин Пуссен. О вашей привычке про всё выспрашивать.
– Вы их лишитесь со следующим же порывом ветра. Они никак не закреплены. Даром три бедных животных погибли.
– Три? Их должно быть шесть, – спрашивает Гардель с тревогой.
– Шесть бивней – это, если позволите, три слона. Естественные науки, знаете ли. Вы, капитан, должно быть, перепутали с единорогами.
– Замолчите! – орёт Гардель. – И займитесь своим делом! Закрепите их, и чтобы без лишних вопросов!
Пуссен встаёт.
– Да не сейчас же! – кричит Гардель. – Сесть!
Пуссен садится обратно.
– Я вас слушаю, капитан.
Лазарь Гардель старается успокоиться. Он подходит к Пуссену.
– Говорят, вы сильно интересовались вашим предшественником на должности плотника…
Пуссен устраивается на стуле чуть сгорбившись, руки лежат на бёдрах. Локти торчат в стороны, как ручки приземистой и очень устойчивой чашки.
– Вы знали Бассомпьера? – спрашивает Гардель.
– Я знаю почти всех плотников от Бристоля до Бордо. Французов, англичан, португальцев. А итальянцев – особенно, потому что лучшие годы провёл среди балок нескольких их церквей…
– Знали ли вы Бассомпьера?
– Да.
– Когда вы прибыли в Лиссабон, вы были уже в курсе, что он умер?
– Я услышал об этом там, от одного вашего моряка, который много говорил, а пил только воду. Чистая случайность. Благодаря ему я и предложил вам свою кандидатуру.
К Гарделю постепенно возвращается самообладание вместе с улыбкой.
– Тогда, – говорит он, – вы объясните мне кое-что…
– Хорошо, капитан.
– Пару недель назад вы виделись с капитаном судна «Феникс», когда он пришёл отужинать со мной за этим столом.
– Действительно. Но видел я его на палубе, а не за вашим столом, к которому не имею чести…
– В тот вечер он сказал мне, что вы с ним знакомы…
– Я был вторым плотником, когда он двадцать лет назад служил боцманом на одном судне из Гавра.
– Двадцать
