Игорь Лощилов - Батарея держит редут
– Ты говорил, что у нас головы, как тыквы, так пусть они всегда будут с тобой...
Ермолов был в большом смущении. Только теперь он по-настоящему почувствовал перемену в своем положении. Ранее, будучи всевластным повелителем этого края, он не обращал внимания на подобные изъявления, считая их едва ли не обязательными, но теперь видел в них проявление искреннего участия.
– Остановитесь, господа, мне предстоит неблизкий путь, как можно все это увезти?
– Не извольте беспокоиться, ваше высокопревосходительство, – отвечали ему, – мы обо всем позаботимся.
И точно, из Мцхеты Ермолов выезжал уже в сопровождении отряда казаков, долженствующих обеспечить его безопасность на всем пути следования по Военно-Грузинской дороге.
С отъездом Ермолова перетряска в высшем командном звене Кавказского корпуса продолжилась. Паскевич, кажется, решил избавиться от всех соратников смещенного главнокомандующего, и первым среди них оказался генерал Вельяминов, бывший начальник ермоловского штаба. На его место был назначен генерал Афанасий Иванович Красовский, начальник прибывавшей 20-й пехотной дивизии. Им не приходилось сталкиваться по службе, но кто-то передал об опасении Красовского заразиться «ермоловским духом», и это явилось для Паскевича лучшей рекомендацией. О своем скоропалительном решении ему скоро пришлось пожалеть.
Красовский, имея опыт штабной работы в крупных соединениях, привык действовать самостоятельно, Паскевич же предпочитал, чтобы на все испрашивалось его личное разрешение. В противном случае давал безапелляционную оценку: вздор! Сначала Красовский мирился с такой манерой, но недаром говорится, что и у святого терпение может лопнуть. Готовясь к походу на Эривань, он разработал маршрут движения с учетом наличия подножного корма, для чего прибег к совету местных старожилов. Паскевичу маршрут показался излишне усложненным. Красовский изложил свои соображения, на что услышал неизменное:
– Вздор, вздор! Да вот извольте спросить знающего человека, – и указал на находившегося рядом Карганова. Тот услужливо подтвердил:
– Совершенно верно, ваше превосходительство! Весенняя травка – как девичья славка, везде пролезет и ни от кого не скроется...
– Давайте слушаться голоса мудрости и не усложнять себе жизнь, – заключил Паскевич и не преминул пожаловаться: – Удивительно, что во все приходится вникать самому, решительно ни на кого нельзя положиться. Подготовьте приказ на движение войск с учетом высказанных соображений.
Красовский, однако, не спешил уходить, всем своим видом показывая, что имеет конфиденциальное сообщение, и, дождавшись ухода Карганова, сказал, что он как начальник штаба пришел к главнокомандующему с продуманным решением и так скоропалительно отвергать его на основе невежественных суждений постороннего человека не годится.
– Ах, так вы, сударь, обиделись? – Лицо Паскевича покрылось красными пятнами, что свидетельствовало о его крайней разгневанности. До сих пор он еще не встречал прямого противодействия своим распоряжениям и воскликнул: – Что ж, извольте, я даю вам сатисфакцию, здесь же, в этой комнате, на три шага!
Красовский пожал плечами и спокойно ответил:
– Я не давал ни малейшего повода, чтобы можно было против меня так забыться. Если же вам непременно хочется пострелять, то пожалуйста. Только предупреждаю, что сам выстрелю в воздух, а если вы меня убьете, то вам не хватит жизни, чтобы смыть краску стыда со своих щек.
С этими словами Красовский покинул кабинет и тут же в приемной написал рапорт об увольнении по причине невозможности дальнейшего прохождения службы с главнокомандующим. Как всегда верный своей невозмутимости, он не подал вида о происшедшей размолвке и стал спокойно ожидать решения. Оно не заставило ждать, в дело включился Дибич, который просил Красовского проявить терпимость и забыть происшедшее, ссылаясь на чрезвычайную утомленность главнокомандующего. И так как тот не проявлял намерений к примирению, упросил его повременить хотя бы на время предстоящего похода. На том и сошлись, Красовский по характеру не был кровожаден. Главнокомандующий и его заместитель продолжили подготовку к походу, хотя и сократили до минимума личное общение.
Падение Эривани
В начале апреля, едва сошел снег на равнинах, к Эривани отправился передовой российский отряд под командованием генерала Бенкендорфа, младшего брата известного жандармского начальника. Впереди шел сводный батальон майора Челяева. На спешном выступлении настоял Паскевич. Он хотел овладеть самой сильной персидской крепостью до подхода главных сил Аббас-Мирзы, чтобы затем, следуя своим первоначальным намерениям, двинуться на Тавриз и окончить войну в глубине персидской территории.
Путь был тяжелым, в горах лежал глубокий снег, и дорогу расчищали волокушами, в которые запрягали по полусотне быков. Случалось одолевать в день всего лишь несколько верст, оттого поход затянулся, и Светлое Христово воскресение пришлось на середину пути. Ночь на Пасху выдалась тихая, звездная. Из-за отсутствия палаток, находившихся в отставшем обозе, ночевали прямо в снегу. Отогревши у костра один бок, поворачивались на другой, отчего ночной лагерь напоминал пенившуюся морскую стихию. К полуночи сыграли общий подъем и по зачину священника пропели: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав». Похристосовались и принялись угощать друг друга припасенными загодя дарами. И хотя скромным было угощение, и хотя застрявшие в снегу кухни не сулили надежду на обильную трапезу, каждый охотно делился с соседями скудными дарами, не помышляя об утаивании, ибо по высокому велению людские сердца открывались нараспашку. Так благостно окончилась эта божественная ночь, и, словно в награду ее участникам, дальнейший путь оказался на редкость скорым и беспечальным – ни один человек из батальона не пропал, не отстал и не поморозился.
Передовое русское войско нашло кратковременный приют в Эчмиадзине. Отсюда оно небольшими отрядами отправлялось в окрестности Эривани, занимая ключевые точки предстоящей осады. Требовалось также защитить местное население, так как персы, услышав о движении русских, принялись опустошать область, прогонять за Аракс армян и кочующих татар, выжигать хлеб и фураж.
Во все стороны были высланы конные разъезды, ежедневно происходили стычки с рыскавшими по окрестностям персидскими и курдскими отрядами. Болдину и его людям не удавалось провести спокойно ни дня, ни ночи. Особенно запомнилась одна стычка, когда затаившиеся в прибрежных камышах казаки заметили толпу армянских женщин, убегавших от курдов. Они гнали перед собой детей, защищая их от преследователей, гнали, как ягнят, и некоторые в отчаянии, схватив их в охапку, стали бросаться в воду. Слава богу, наши устремились на выручку и вытащили бедолаг. Женщины, едва придя в себя, упали перед казаками на колени и стали целовать копыта их коней.
