Ахмедхан Абу-Бакар - Тайна рукописного Корана
— Наши люди готовы умереть!.. — сказал Сулейман. По тому, как воины смотрят на Хасана из Амузги и как его слушают, он понимал, что люди эти уже настроены встать на его сторону. Но Сулейману не хотелось сдаваться так сразу. Внутренне он и сам соглашался с доводами амузгинца, а признаться в этом самолюбие не позволяло.
— За что же они готовы умереть? — Хасан из Амузги повернулся к бойцам: — Вот ты или ты, хотите вы завтра умереть?
— Если придется…
— А за что?
— Я обязан… В долгу…
— Перед кем?
— Исмаилу должен. Ему обязан…
— Да чтоб ваш род передох, как говорит Исмаил! — возмутился Хасан из Амузги. — Самое дорогое у человека жизнь, а вы заложили ее в долг… Добровольно надели на себя хомуты. «Я обязан…», «Если придется…» Хоть один из вас подумал о родном крае, о горах, о кунаках, о жизни вообще. О том, что она может быть прекрасной, доброй вот в этих наших горах…
— Улыбнулась нам советская власть, и нет ее… — сказал один из бойцов. — Вот если бы вернуть… За это можно бы всем миром пойти.
— Так о том же я и толкую! Была советская власть. Да, она улыбнулась нам. Но враги не дали ей расцвести. Вот чтобы вернуть ее, нам надо собраться с силами… Ваш командир Сулейман еще не решил, с кем он. А вот ты или ты, с кем вы?
— А как же Исмаил? Он мне три барана дал…
— Да Исмаил-то один, а вас много, и всех нас в горах много!
Горцы вдруг зашумели. Человек-то ведь дело говорит?!
— Сулейман, у тебя доброе сердце…
— Сулейман, ты наш командир…
— Мы тебе верим…
— Ударьте по рукам с Хасаном из Амузги, и ты увидишь, мы нигде и никогда не дадим тебя в обиду…
Они знали Сулеймана. Он суров, но справедлив. Никогда не давал Исмаилу самодурствовать, удерживал от бесчинств, и за это люди его уважали. Вот и сейчас. Верили, потому и уговаривали.
— Хасан из Амузги, так и быть, я скажу тебе всю правду. Характер у меня дрянной… вот пока вы не появились, задумка у меня одна была: покончить с турками и податься с этими людьми к вам, к комиссарам. Ты пришел, словно бы на зов мой объявился, а во мне вдруг гордыня заговорила, самолюбие… Ну, да ладно… Вот тебе моя рука.
Хасан из Амузги крепко пожал его руку.
— Друзья мои, спасибо. Кто не со всеми, тот пусть и не в могиле, а покойник.
— Только одна у меня просьба, — сказал Сулейман. — Не трогайте старика Исмаила, я сам с ним все улажу. Горе у него…
— Пусть будет по-твоему, Сулейман! — Хасан сел на коня.
— Ура! — прокатилось в рядах.
— Сулейман, с тобой мы оставим Муртуза-Али, брата известного тебе комиссара Али-Баганда. Думаю, ты примешь его…
— Ну уж, если он брат комиссара, пусть и сам будет комиссаром.
— Советчиком тебе будет, поможет разобраться, как дальше поступить с турками.
— Хорошо.
— А нам пора!
— Счастливо!..
Хасан из Амузги ехал довольный тем, что все уладилось, что вот теперь и здесь будут надежные люди на случай будущих боев. Умар из Адага попробовал было высказать недоверие этому бывшему царскому офицеру, но Мустафа не согласился. Офицер не офицер, а деваться ему некуда. Он понял, что его люди не очень-то хотят проливать кровь неведомо за что. Вон как Хасана слушали…
Втроем они скоро преодолели талгинские холмы и уже спускались к долине Каменной Черепахи — так называют одинокую скалу у полустанка Инчхе в степи, — когда навстречу им из-за поворота вдруг показались шестеро всадников.
— Это сыновья Абу-Супьяна, — сказал Мустафа сын Али-Шейха. — Но с ними еще двое, кто бы это мог быть?
— Ослепнуть мне на месте, если один из них не Саид Хелли-Пенжи! — воскликнул Хасан из Амузги. — Но где Муумина? — Тут же радость оттого, что он увидел Саида Хелли-Пенжи, которого так ждал, сменилась волнением и беспокойством за судьбу девушки, перед которой он чувствовал себя виноватым. Хвастался: «…Позови меня, и я явлюсь» — а сам предстал перед ней в позоре…
Тревожная мысль заставила Хасана рвануться с места. И понеслись они навстречу всадникам, поднимая пыль за собой. Подъехав, Хасан резко потянул узду, конь вздыбился и остановился. Глянув в упор на хмурого Саида, Хасан спросил:
— Где Муумина?
— Я здесь! Здесь, Хасан! — вырвался у девушки радостный возглас, и она подъехала к нему.
— Муумина, это ты? А что на тебе надето?
— Саид меня так обрядил, когда выбирались из хутора.
— Саид Хелли-Пенжи, я приветствую тебя! — это прозвучало как благодарность. В душе Хасан дважды торжествовал: вот он и не обманулся.
— Я рад услышать от тебя приветствие, Хасан из Амузги! — с поклоном ответил Саид.
— Гордые сыны Абу-Супьяна, вы всегда на пути моих удач, поклон вам, братья!
— Слава тебе, Хасан из Амузги, — ответил старший брат. — Этот человек — убийца нашего отца, и нам непонятно такое расположение нашего брата к врагу нашему. У тебя, верно, на то есть свои причины, объясни их нам, Хасан из Амузги. Твое имя он трижды назвал с надеждой. Мы сохранили ему жизнь до встречи с тобой…
— Я обязан вам за любовь ко мне, сыновья Абу-Супьяна, и моя сабля всегда на вашей стороне… Вы и на этот раз были великодушны… Сойдем с коней, братья…
Все спешились. Хасан из Амузги отвесил почтительный поклон старшему сыну Абу-Супьяна, затем обнял его за плечи и сказал:
— Поверьте мне, никогда не желавшему вам боли и печали, поверьте, что этот человек, которому я простил то, что не прощается, понял, осознал все и к тому же еще совершил полезное для всего нашего общего дела. Я понимаю, что и это не повод для сыновей, чтобы они могли простить убийцу отца. Но поверьте мне и в том, что он не убивал уважаемого Абу-Супьяна… Я говорю это потому, что хочу, чтобы вы избежали ошибки, которую потом себе не простили бы…
— Ты знаешь наше уважение к тебе, Хасан из Амузги, ты нам как брат, но на сей раз позволь нам поступить так, как велит наша честь. Убийце — смерть!
— Убийца получил свое, он мертв, сыновья Абу-Супьяна!
— Он не отнял кинжала у убийцы, а вложил его ему в руку! Тот, кто вкладывает кинжал в руку убийцы, страшнее самого убийцы. Убийце — смерть!
— Братья мои, пусть заговорит в свое оправдание этот человек, свершивший почти подвиг во искупление своей вины!..
— Могила нашего отца взывает о мести, уважаемый Хасан из Амузги.
— Прошу вас, братья, внять моим словам! Отступитесь на сей раз от своего решения!
— Нет, Хасан из Амузги. Убийце — смерть!
— Я дал ему слово, что вы сохраните ему жизнь! Я, Хасан из Амузги, дал такое слово, вы понимаете или нет? А может, вы хотите, чтобы Хасан из Амузги не сдержал своего слова, когда он… — Хасан ткнул плетью в грудь Саида Хелли-Пенжи, — когда этот человек, о котором нельзя сказать, что он ангел, сдержал свое слово?!.
