Рафаэль Сабатини - Маркиз де Карабас
— В таком случае — вам угодно помнить обыкновенную ложь. Я возглавлял армию жирондистов в надежде сокрушить сторонников Террора.
— Вы отличаете одно от другого? Для монархистов и просто честных людей между ними едва ли существует различие.
Оскорбительно-высокомерный тон Д’Эрвийи привлек внимание остальных, и они подошли к нише окна. Их явная враждебность ничуть не смутила Пюизе. Он рассмеялся в лицо Д’Эрвийи.
— Не следует полагать, что все монархисты и честные люди — недоумки. Те из них, кто не лишен здравого смысла, отлично понимают, что вести одну фракцию против другой — значит уничтожить целое.
— Если вести успешно, то возможно и так. Но я, признаться, не слышал, чтобы вы добились успеха.
Пюизе пожал плечами.
— Потому что я вел за собой свору трусов, которые бежали при первом залпе. Но вы, кажется, недовольны самим поступком, а не его результатом.
— А на основании чего вы судите о поступке?
Кантэна возмутило высокомерие Д’Эрвийи, и он отважился вмешаться:
— Иногда о поступке судят по намерениям, которыми он продиктован.
— Благодарю вас, сударь, — и Пюизе снова повернулся к Д’Эрвийи. — Именно так судят о нем люди куда более значительные, чем вы.
Д’Эрвийи вскинул голову.
— Чем я?
— Полагаю, вы не станете возражать, если я так скажу о принцах. Что же касается государственной мудрости, то вам волей-неволей придется согласиться с такой характеристикой мистера Питта.
Старый герцог Д’Аркур счел нужным вступить в разговор:
— Вы хотите сказать, сударь, что они оказывают вам честь своим доверием?
Пюизе поднял брови.
— Боже правый! Мне остается предположить, что ваша светлость проспали все последние месяцы. Именно их доверие, господин герцог, позволяет мне хладнокровно сносить отсутствие оного у куда менее значительных особ. Хоть вы и ставите под сомнение мою чистоту, ее безоговорочно признает чистейший из чистых, мой добрый друг его высочество граф Д’Артуа.
При этих словах у некоторых перехватило дыхание. Старый герцог в гневе ударил тростью об пол.
— Какая ни с чем не сравнимая наглость! Господи, я задыхаюсь! Назвать его королевское высочество своим добрым другом!
Пюизе остался неколебим в своей высокомерной учтивости.
— Это определение принадлежит его высочеству, — он вынул из кармана письмо. — Посмотрите собственными глазами, герцог, как обращается ко мне его высочество. «Мой добрый друг», разве не так? Читайте дальше, если пожелаете. Он хвалит меня за труды и пишет о своем нетерпении возглавить собранную мною армию.
Величественный вид и презрительный тон Пюизе заставили смолкнуть неодобрительный шепот, поднявшийся над группой аристократов.
— Надеюсь, доверие его высочества не будет обмануто, — сухо заметил герцог.
— Можете быть в этом уверены, — ответил Пюизе. — Между прочим, у мистера Питта тоже нет никаких сомнений на сей счет.
— Уверенность мистера Питта едва ли поможет нам, — усмехнулся один из присутствующих.
— Думаю, что поможет, когда примет материальное выражение, то есть превратится в корабли и в солдат, не говоря уже о снаряжении и боеприпасах для армии, которая ожидает меня в Бретани.
— Вам удалось убедить мистера Питта, что в Бретани вас ожидает армия? Черт возьми! Вы обладаете редким даром убеждать. Поздравляю.
— Благодарю. Я вполне заслужил ваши поздравления. Армия соберется под моим штандартом, как только я подниму его.
Он взглянул на собравшихся вокруг него эмигрантов и, словно щеголяя своим великолепным ростом, откинул голову.
— Ах, господа, я мог бы стать герцогом Бретонским, если бы захотел, — похвастался он.
— Полагаю, — прокудахтал Д’Аркур, — мистер Питт и в этом уверен. Что за бесхитростный джентльмен, этот мистер Питт!
С видом, исполненным презрения, он отошел от Пюизе, что послужило для остальных сигналом удалиться.
— Вы поверите мне, когда вас пригласят записаться в армию, — бросил им вслед Пюизе. — Неплохая возможность для вас, господа, пролить кровь вместо того, чтобы заниматься пустой болтовней.
Раздраженные аристократы покинули фехтовальный зал, и вскоре в академии не осталось ни одного француза.
Барлоу принес графины с вином, и в глубокой нише окна, выходившего в промокший от февральских дождей сад, Кантэн остался наедине с гостем.
— Не понимаю, какой вам смысл дразнить их своей похвальбой?
— Похвальбой? Разве я хвастался? — Пюизе удобно расположился в кресле. — Но если и так, то я хвастался только тем, чего могу достигнуть. Меня забавляет, когда я вижу, как эти болваны корчатся и брызжут своим бессильным ядом. Каждый из них скорее согласился бы поставить крест на французской монархии, чем видеть меня главой Реставрации[89]. Не ворчите на меня за то, что я не отказал себе в удовольствии прокукарекать перед этими ослами, что мне, наконец, удалось убедить британское правительство поддержать мое предприятие.
— Вы в этом действительно уверены?
— Черт возьми! Неужели вы тоже решили оскорбить меня? Корабли, люди, оружие, обмундирование, боеприпасы и все остальное. Питт дал мне твердое обещание. В Бретани стоит моя армия. Она ждет моего сигнала.
Кантэн, который стоял лицом к графу, вдруг ощутил прилив воодушевления.
— Когда мы отплываем?
— Мы? Послушайте, а вы-то здесь при чем?
— Вы, разумеется, не думаете, что я не захочу присоединиться к экспедиции? По-моему, мне есть за что сражаться.
— В этом нет необходимости, — с некоторым сомнением проговорил Пюизе. — Пока все не закончится, вам лучше оставаться здесь. А там уж позвольте мне позаботиться о восстановлении ваших законных прав. Это увенчает все мои труды.
Кантэн внимательно посмотрел на графа.
— Вам угодно смеяться, — сказал он.
— Но отчего же?
— Еще немного, и вы договоритесь до того, что британские корабли и вашу бретонскую армию должно использовать для восстановления законных прав маркиза де Карабаса.
— Маркиза де Шавере, — с серьезным видом поправил Пюизе. — Клянусь честью, возможно, вы ближе к истине, чем полагаете, — беззаботно рассмеявшись, добавил он, чем привел Кантэна в еще большее изумление.
— Напротив, дальше некуда. Но давайте говорить серьезно. Я поеду с вами. И чем скорее, тем лучше.
— У вас есть на то причина? Какая?
— Сугубо личного свойства.
— Дьявол вас забери! Не хотите отвечать — не надо. Но если вас беспокоит мысль о Шавере, то могу вас заверить, что оно в полной безопасности. Во время моего последнего путешествия я озаботился получить о нем исчерпывающую информацию. Оно было конфисковано и продается. Его можно было бы купить за бесценок, но недоверие к нынешним порядкам делает продажу невозможной. Покупать земли, которые завтра же, с приходом Реставрации, будут возвращены их законным владельцам, дураков нет. Я, собственно, и пришел сюда сегодня, чтобы сообщить вам об этом.
