Александр Авраменко - Красно Солнышко
Изготовили станки ткацкие, посадили за них чудинок. Эпика их быстро ткацкому ремеслу научила. Потом через Брендана рассказала, как сделать станы мастериц удобнее и лучше. Опять попробовали – получилось удачно! За холода чудинки всю шерсть, из Лондиниума прихваченную, перепряли да тканей наткали. Пошили всем одёжу новую. И себя не забыли, конечно. Дружинники за два года похода, естественно, поизносились. Редко у кого одежда в порядке, хоть и следят за ней тщательно. Нашлись и обувных дел мастера, благо кожи навалом, дубов тоже немеряно в округе, есть чем кожу обрабатывать…
А там и весна пришла. Стаял снег, просохла земля. К тому времени построили машину невиданную, Бренданом измысленную. Налились почки соком, заплакали берёзы в туеса, живицу даря людям. Сосны да ели смолой сочиться стали, бережно людьми собираемой. Как трава проклюнулась, вышел Брячислав в поле будущее, велел вспашку начинать. Сам лично первую борозду прокладывал. И не сохой-суковаткой, а настоящим плугом, с отвалом стальным. Резал лемех землю, словно нож масло, и пахла та земля вкусно, до одурения. Паром исходила, ясно видимым в светлых лучах Ярила. Потом два дня отдохнуть дали полю чистому, выбрали между делом коренья ненужные, мусор всякий да камешки. И поутру третьего дня вышли одетые в новые белые рубахи, до того бережно сберегаемые, славяне-сеятели. Песню-наговор пели-приговаривали, просили у богов урожая да удачи. И чтоб Ярило лучами своими не палил зря будущий урожай, а грел ласково. Ветер-ветрило дабы почву не сушил попусту, а, наоборот, тучи пригонял с дождём, чтобы семя соком наливалось. Кидали зерно, до того неделю на солнышке тёплом выдержанное, не слишком густо, но и не редко, щедрой рукой. Следили, чтобы не было пропусков, чтобы ровно оно в пашню легло. Как закончили, вновь закрутилась машина, потянула бороны, чтобы спрятать зерно от круглых птичьих глаз, из лесу наблюдающих за людьми. Бороны те простые. Ели да сосны с ветвями обрубленными. Таких машина шесть штук сразу волокла, и трое людей, крутящих ворот, никакой натуги и усталости не испытывали. Словно воду из колодца достают.
А потом чудинки всех удивили – вышли к полю все, что в граде жили. С ними и Эпика-гречанка. Несёт барабан большой, круглый, тонкий. В руке – колотушка. Одеты все женщины одинаково, как в родной земле одевались. В кухлянках меховых, бисером да крашеными иголками еловыми вышитыми. На краю поля в круг выстроились. Ударила гречанка колотушкой по барабану, ритм стала отбивать. А девы чудинские танец начали. Словно чайки белые над морской волной кружатся. Руками, будто крыльями, плещут, вскрикивают дружно высокими голосами. И Анкана Славова за главную у них. Ведёт хоровод, отплясывает задорно. Хорошо у них получается. Сбежался народ, смотрит на диво невиданное. Кончилась пляска, разошлись девицы к своим мужьям. Жмутся к ним, ласки просят. Анкана к князю подошла, пояснила – обычай такой у их племён родных. Просят женщины удачи у небесных богов для своих мужчин. Оттого и пляску эту устроили. Но если не по нраву это мужьям, то не будут женщины больше подобное делать. Князь молодку успокоил: раз на доброе дело старались, так почему бы и нет? А угадали верно – от этой вспаханной земли жизнь их дальнейшая зависит. Будет ли она сытной или впроголодь придётся следующую зиму жить.
После посева принялась дружина за великую стройку. Стали ров копать вокруг частокола да строения будущего града рубить. Разослали на все четыре стороны первые отряды чертёж земель новых делать, полезные руды искать да прочее, что в хозяйстве сгодится. Спустили одну из лодий на воду. На ней сам князь решил по озёрам пройтись, посмотреть края, где славяне жить теперь будут. Благо все при деле, знают, что каждому поручено. А надзирать за исполнением у славян не принято. От работы и так никто не отлынивает. Взвился парус, тронулась лодья от пристани, свежей древесиной белеющей. Ветер ровный, попутный. Поскрипывают снасти, хлопает ткань паруса, Громовник алый, знак воинский, гордо на воды смотрит. Не просто люди пожаловали. Дружина!
Прошли озеро насквозь. Нашли проход, двинулись дальше. Там тоже озеро огромное, и опять с другими соединяется. Богатые земли. Благодатные! Рад князь. Лишний раз уверился, что правильно тогда осенью решил сюда идти, несмотря на риск смертельный. Не зная, что ждёт дружину в новой земле… Но сколько славяне озёра и речки ни бороздили, не нашли людей. На следы их наткнулись: на берегу стоял шалаш на высоких столбах. Поднялись – там скелет лежит. Длины не больно великой. Мужской. По костям определили. Одёжа почти истлела, но из кожи тонко выделанной, понятно. Рубаха до бёдер. Штаны длинные, из двух штанин по отдельности. Рядом лук простой. Стрелы. Небольшой топорик каменный. Нож. Также из кремня. Копьё с опять же каменным наконечником. В ногах – горшочки из глины необожжённой. В них следы жира, зёрна какие-то, связка длинных коричневых листьев. И предмет непонятый. Как трубочка. На конце – чашка. Дивились долго, но зачем – понять не смогли. Разорять не стали. В знак уважения решили оставить каравай хлеба усопшему. Пусть его душа попробует. Может, по нраву славянская еда придётся, тогда пускай душа своим соплеменникам слово доброе замолвит о пришельцах новых.
Через месяц вернулись. Валы вокруг града уже начинают очертания проявлять. Первые избы, белыми стенами хвалясь, к небу крыши вздымают. Люди довольные, счастливые – дело спорится. Да и со дня на день переселенцев ждут. Немного уже осталось. В любой момент появиться могут! Князь град обошёл, тоже доволен остался. Отметил, что ещё не достроено, на что внимание в первую очередь обратить надо. Поля осмотрел со всем тщанием – хорошо рожь взялась, да и пшеница не уступает! Стебель сильный, крепкий. Цвет здоровый. Добрый урожай надо ждать! Репа тоже из земли так и лезет, горох со льном не отстают… Словом, что посеяли – всё принялось! Да дружно так!
Ознакомился Брячислав и с проблемами – птица начала одолевать. И ладно бы обычные воробьи или вороны, так вышла из дремучих лесов невидаль несусветная – чуть ли не в сажень длиной, перья рябые, на лбу нарост безобразный. Ходят стаями. Один, похоже, вожак. У него самые большие перья. Остальные помельче. Чудинки плачут – в лес не выйти. Как увидит их чуд пернатый – бросается на девиц, щиплет больно за ноги. Крыльями распущенными бьёт. Словом, нет житья от птицы невиданной. Князь рассерчал, велел чуда изловить, на суд его представить… И только тут узнал, что мужья девиц от них самих жалоб не слышали. Молчат чудинки, что птица лесная их обижает. Боятся сказать, чтобы не засмеяли. Хорошо, Анкана осмелилась князю пожаловаться! Не зря её остальные старшей выбрали! Посмеялись мужчины, да тут же, не откладывая, охоту устроили. Они-то в лес долго не ходили. Не до того было. А мяса пока хватало – много набили прежде… Словом, времени чуток прошло – волокут добычу. Верно, страхолюдная птица. Такую увидишь ночью – испугаешься с непривычки. Шипят, фыркают, курлыкают. Трясутся в злобе. Бросили сетку с пойманными злодеями перед Брячиславом. Тот сторону обиженную выслушал, приговор вынес: на сковородку злодеев! Пробу снимать будем. Расплакались чудинки – жалко им птицу. Но суд княжеский суров, да справедлив: не обижал бы чуд лесной девок у славян – никто его и не казнил бы смертью лютою! Сказано – сделано. Голову махом срубили. Выпотрошили. Глиной обмазали, в землю закопали, сверху костёр развели. Едва дождались, пока угли прогорят – такой аромат от костра пошёл, что все стоят, слюнки глотают… Потухли угли, разгребли их, вытащили ком глиняный, оббили покров вместе с перьями – попробовали… Едва языки не проглотили! Вкуснятина необыкновенная! Уже сознательно на охоту пошли – всем хочется птицы нежной невиданной отведать!
