Крепостное право - Мария Баганова
В 1836–1854 годах было 75 случаев покушений на убийство. Убийств помещиков было с 1835 по 1854 год – 144 случая.
Всего, по данным Министерства внутренних дел, с 1838 по 1851 год было совершено 125 убийств и 69 покушений, а по данным III Отделения за тот же период – 227 убийств и 102 покушения.
В.Н. Курдюмов. Разгром помещичьей усадьбы. 181
В 1873 году русский статистик Евгений Николаевич Анучин опубликовал результаты анализа материалов Тобольского приказа о ссыльных, однако он не фокусировал внимание на преступниках, осужденных за убийство помещиков. И цифры, которые он приводит, тоже разнятся. Так, в одном случае Анучин указывает, что с 1835 по 1841 год за убийство помещиков были сосланы 288 мужчин и 92 женщины. Но в другой главе он пишет, что за 1835–1846 годы было осуждено 473 мужчины и 146 женщин. Возвращаясь к этому вопросу и говоря о 1835–1843 годах, он называет разные числа: в первый раз – 368 и 149, а во второй – 298 и 1195.
В советское время исследователи тоже предпринимали попытки на основе делопроизводства центральных учреждений составить статистику убийств крестьянами помещиков. Удалось обнаружить 50 убийств и покушений на убийство помещиков и управляющих за 1796–1825 годы и 207 – за 1826–1849 годы.
И это при том, что властям делались известны далеко не все случаи покушений или телесных наказаний помещиков, так как о неудавшихся покушениях многие предпочитали молчать. Во-первых, чтобы не ронять собственный авторитет, а во-вторых – так как вскрылись бы причины этих расправ, из-за которых на самих помещиков могли быть заведены уголовные дела.
Но даже эта далеко не совершенная статистика показывает, что убийства крестьянами помещиков были далеко не единичными случаями. Это была реальная опасность для правящего класса, и эту опасность власти не могли не учитывать. Выделяли два основных мотива: убийства из корысти и месть. Первые совершались с целью ограбления, а вот вторые были актом отчаяния. Крестьяне убивали своих господ, когда уже были не в силах терпеть их жестокость и самодурство. Нередко в этих случаях убийцы сами сдавались властям.
Замечательный путешественник и исследователь Семёнов-Тян-Шанский писал в своих мемуарах о том, что два его предка были убиты своими крестьянами. «Так это и было с дедом моего деда Григорием Григорьевичем Семёновым, вышедшим в отставку вскоре после кончины Петра Великого. Он поселился в своем родном дворянском гнезде Садыкове, женился на соседке, княжне Мещерской, и принялся за хозяйство и управление имением. Но счастливая его семейная жизнь продолжалась недолго: жена его умерла, оставив ему двух малолетних сыновей, а года через два или три после своего вдовства он был убит своими крестьянами. Замечательно, что все следы преступления были тщательно скрыты, и крестьяне свято сберегли детей убитого помещика, а когда наступило время, сами свезли их в Петербург, где сироты были приняты в Шляхетский кадетский корпус».
При таинственных обстоятельствах умер и сын убитого – Пётр Григорьевич Семёнов. «Таинственная драма, приведшая к сиротству два поколение моих предков, осталась неразъясненною своевременно, и только впоследствии, после того, как я с детского возраста в течение целого 25-летия стоял лицом к лицу со всеми явлениями крепостного права, для меня выяснились причины хронически повторявшихся в течение XVIII и XIX веков убийств помещиков своими крестьянами, прекратившихся только… когда “по манию Царя” решено было бесповоротно великое дело освобождение крестьян», – писал Тян-Шанский.
Семёнов-Тян-Шанский выделял несколько непосредственных причин покушений крестьян на жизнь помещиков. Это происходило, когда последние вводили в барщинные ненавистные крестьянам работы, нередко превышающие человеческие силы. Когда заводили в своих поместьях чрезмерно суровую, неумолимую и беспощадную дисциплину и взыскания, имевшие характер истязаний. Или же когда они резко нарушали основы обычного деревенского права или, что еще хуже, совсем не признавали их, «заменяя необузданным произволом, нарушавшим даже единственный письменный закон этого права – трехдневную барщину».
И вот, когда «долготерпеливые крестьяне убеждались, что из хронического невыносимого бедствия им никакого выхода не было… дело разрешалось, наконец, общественною катастрофой, принимавшею одну из трех форм: или общественного самоуправства, или вооруженного чем попало явного бунта, или, что было всего чаще, тайного убийства помещика с сокрытием следов преступления».
Убийство помещика Кашинцева произошло в селе Чижово, Шуйского уезда. В 1792 году там умер помещик Александр Кашинцев. Накануне он, простуженный, вернулся из уездного центра, крепко выпил и лег спать. А наутро прислуга нашла его мертвым. Уездный лекарь констатировал смерть от естественных причин. Помещика похоронили.
Спустя довольно долгое время – несколько месяцев – в поместье приехали два брата Кашинцева. И почему-то эта смерть показалась им подозрительной. Братья собрали крестьян и начали собственное расследование с применением зуботычин и ударов хлыста. В итоге выбили признания из семи человек.
Братья Кашинцевы обратились в суд. Но в суде дело тут же распалось, так как все крестьяне отказались от своих показаний, сославшись на то, что дали их, будучи избиваемы.
Началось новое следствие. На этот раз основными свидетелями стали бурмистр Алексей Филиппов и камердинер Карп Ершов. Последний поначалу твердил, что видел, как убивали помещика: якобы ему на голову накинули тулуп и подушку и так задушили, что следов не осталось. Мотивом преступления была названа свирепая жестокость убитого помещика по отношению к крестьянам. Правда, потом Ершов от своих слов отказался.
Суд оказался в тупике, ведь никаких материальных улик не осталось. Прошло уже слишком много времени, и тело успело разложиться. Ну а свидетельские показания были, по меньшей мере, противоречивы. Однако крестьян всё же осудили, разделив их по степени вины на две категории: непосредственных исполнителей и тех, кто об убийстве знал, но не донес. Всего набралось девять человек. Их приговорили к разному числу ударов кнутом и ссылке в Сибирь.
Аналогичным образов несколько лет спустя – в 1801 году – в Рязанской губернии крестьяне убили помещика Кучина за то, что «лих был и часто бивал». Крестьяне ночью пробрались к нему в спальню и принялись душить Кучина подушкой. Барин проснулся, сбросил с лица подушку и кричал: «Или я вам не кормилец?!», но на это убийцы не обратили никакого внимания и закончили свое страшное дело. Потом труп вытащили из дома и сбросили в реку. Конечно, было следствие, и убийц разоблачили. Мужчины признали свою вину, а женщины отнекивались, но и их не пощадили: всех приговорили к наказанию кнутом, вырыванию ноздрей, клеймению и ссылке на каторгу.
В 1806 году князя Яблоновского в Петербурге убил кучер: он ударил барина колесным ключом, после чего задушил вожжами. Кучера казнили. Об этом случае сохранилось мало сведений, в основном мы знаем о преступлении из записок английского художника Роберта Портера, долгое время жившего в России и лично наблюдавшего казнь убийцы. Портер писал, что тот убил своего господина за «жесточайшие притеснения не только его самого, но и всех других крепостных».
В 1809 году был убит крестьянами крупнейший помещик Вологодской губернии Александр Михайлович Межаков (1753–1809), владелец прекрасного, процветающего поместья Никольское, в котором он собрал обширную библиотеку, коллекцию старинных рукописей и других редкостей.
Межаков считался уважаемым, просвещенным человеком, в молодости бывал в военных походах против Оттоманской Порты под начальством графа П.А. Румянцева. После выхода в отставку
