Окись серебра - Виктория Александрова
Кристина не знала, что на неё нашло. Но либо это у неё внутри всё перевернулось, либо Хельмут открылся ей с новой стороны… Вроде бы он вполне искренне поинтересовался насчёт её кошмара. Видимо, Генрих был прав, и этот самовлюблённый пижон, у которого шестом головы не достать,[20] как ни странно, способен на сочувствие. И ей отчего-то хотелось ему посочувствовать в ответ, хотелось дать какой-то совет, как-то поддержать… Может, расскажи он это пару месяцев назад, она бы решила, что поделом и что такой тщеславный придурок, как Штольц, несомненно заслуживает ненависти даже со стороны родной сестры. Но сейчас… Сейчас всё было иначе.
Он всё также смотрел в окно, и Кристина вдруг разглядела в тонкой, невесомой темноте, что в глазах его плескалось отчаяние.
— А что насчёт твоей земли? — поинтересовалась она. — Ты ведь, получается, наплевал на неё с высокой башни?
— Я бы так не сказал, — тихо отозвался Штольц. — Сестра прекрасно со всем справляется, а я никогда не был силён в правлении. Об этом она мне, кстати, тоже постоянно напоминала, сил уже нет.
— Это как-то… — Она с трудом сдержала ругань. — По-дурацки с твоей стороны. У тебя было достаточно времени, чтобы после войны съездить домой, всё там проверить и поговорить с сестрой, хотя бы дать знать, что ты жив и цел, — заметила Кристина. — Она не писала тебе?
— Нет, — хмыкнул он. — Или писала, но не отправляла.
— А ты ей?
— И я не писал.
— Ну и мразь же ты, Хельмут.
Он гневно взглянул на неё, видимо, борясь с желанием отвесить пощёчину (ответную, между прочим), и она, отскочив чуть подальше, продолжила:
— Ты мог бы первым сделать шаг к примирению, а ты только тем и занимался, что тешил своё самолюбие, уверяя себя, что она тебя ненавидит — значит, она и виновата. Знаешь, мне кажется, иногда лучше извиниться первым, даже если не считаешь себя виноватым. Из-за чего вы поссорились?
— А тебе-то какое дело?
— Хорошо, не говори, если не хочешь. Но ведь у тебя нет никого, кроме неё, так?
— Пока — да.
— «Пока», — хмыкнула Кристина. — Как ты не понимаешь, что важнее семьи нет ничего на свете? Я поняла это, когда у меня вот какое-то время вовсе не было семьи… — Она вздохнула и тоже бросила взгляд на окошко, сквозь которое был виден занесённый снегом забор и редкие звёзды на тёмно-синем небе. Снег слабо мерцал, а лёгкий ветерок заставлял маленькие, едва заметные искорки снежинок водить замысловатые хороводы. — Какое-то время я была совсем одна на свете. Тогда — да и сейчас тоже — я бы всё отдала, чтоб у меня были родители, братья или сёстры, с которыми, может, я бы постоянно ссорилась, со зла бросая, что ненавижу их… Но на самом деле я бы дарила им всю любовь, на какую только была бы способна. Конечно, я помню, что у меня есть дядя, и вот он-то как раз ни разу не сказал мне, что ненавидит меня, но он доказал это своими поступками. А если твоя сестра просто сказала это в пылу ссоры, но при этом не причинила тебе никакого зла, то ты должен… можешь, по крайней мере, попробовать пересилить свою обиду и поговорить с ней. Попроси у неё прощения за то, что, по твоему мнению, заставило её ненавидеть тебя.
Хельмут молчал, не глядя на неё. Скорее всего, он не внял её словам, считая, что она не права… Кристина, впрочем, тоже не считала своё мнение священной истиной.
— Может, так оно и есть, — наконец сказал Штольц и как-то странно взглянул на неё. — Но даже если я поеду к ней прямо сейчас, то не успею вернуться к новасу.
— Давай я напишу Софии, и мы перенесём свадьбу, — предложила Кристина и зачем-то положила ладонь на его плечо. Хельмут усмехнулся, но не отстранился, не тряхнул плечом, чтобы сбросить её руку… Напротив, он поднял свою и легонько коснулся пальцев Кристины.
— Не стоит, — сказал он негромко. — Я и так слишком долго вынужден ждать.
Кристина облегчённо выдохнула — она была рада, что им невольно пришлось сменить тему. Разговор, который они вели, заставил её ощутить странную пустоту в груди. Казалось, она впервые за долгое время смогла осознать, что у неё действительно не осталось никого из родственников — дядя не в счёт… Последним был отец, но он погиб по её вине, из-за неё же у него не было других детей, а многочисленные дальние родственники давно уже рассеялись по стране и всему свету. Да и Кристина могла лишь догадываться об их существовании, а лично она не знала никого из них.
— Подожди ещё пару лун, — усмехнулась она и убрала руку. Штольц, кажется, тоже наконец повеселел. — А София, она тебе нравится?
Он помолчал, отвернувшись, и Кристине подумалось, что он просто пытается скрыть смущение. В Даррендорфе она видела, как Хельмут поглядывал на юную баронессу, а та ещё спрашивала у Кристины о нём… Тогда она не придала этому значения — и к Штольцу у неё в те дни не было никакого доверия, и на Софию она имела другие планы. Но теперь она поняла, что идея с их союзом очень удачна — не только из политических соображений, но и из-за того, что между будущими супругами вспыхнула взаимная симпатия.
— Да, нравится, а что? — наконец выпалил Хельмут и внимательно взглянул на Кристину.
— Ну, София такая красивая, умная, добрая, вежливая… Неспроста говорят, что противоположности притягиваются.
С этими словами Кристина быстро перебралась на свой край кровати, не дожидаясь, пока до Штольца дойдёт значение её слов (а дойдёт до него нескоро, с его-то ростом и умишком), и спряталась под одеяло. А чтобы пресечь его возмущения, сказала:
— Ладно, давай спать. А то вставать рано.
Когда он тоже улёгся (молча, что странно!), Кристина наконец решилась. Она повернулась к нему лицом, увидев, что он лежал, вытянувшись, словно струна, и сверля потолок пронзительным взглядом. Тогда она негромко проговорила:
— И… извини меня, пожалуйста. За то, что мразью назвала. И вообще за всё.
— Ты тоже извини. — В его голосе скользнула улыбка. — Тоже за всё… Я был не прав касаемо тебя. Можно сказать, я просто тебя недооценил.
Кристина поняла, о чём он. Как и многие другие, раньше Штольц считал, что она из-за своего пола не способна воевать и
