Рафаэль Сабатини - Скарамуш. Возвращение Скарамуша (сборник)
– Может быть, вы предпочитаете, чтобы я не сопровождал вас?
– Ну что вы, как можно, господин Скарамуш! К тому же нам по пути, а улицы ничьи. Просто я ошеломлена неожиданной честью.
Взглянув на Климену, Андре-Луи заметил, как надменно выражение ее прелестного лица, и рассмеялся.
– А что, если я боялся, что к этой чести не стремятся?
– Ах, теперь понятно! – воскликнула она. – Значит, это я должна добиваться такой неслыханной чести и бегать за мужчиной, чтобы он заплатил мне простой долг вежливости. Раз это утверждаете вы, господин Всезнайка, значит так оно и есть, и мне остается только просить прощения за свое невежество.
– Вам нравится быть жестокой, – сказал Скарамуш. – Ну что же, ничего не поделаешь. Пойдемте?
И они направились к гостинице, идя быстрым шагом, чтобы согреться: вечер был ветреный. Некоторое время они шли молча, украдкой наблюдая друг за другом.
– Так вы считаете меня жестокой? – наконец спросила Климена с вызовом, и стало ясно, что слова Андре-Луи задели ее за живое.
Он взглянул на нее с полуулыбкой.
– Вы не согласны?
– Вы первый, кто обвиняет меня в жестокости.
– Не смею предположить, что я первый, к кому вы жестоки, ибо такое предположение было бы слишком лестно для меня. Лучше будем считать, что другие страдали молча.
– Боже мой! Так вы страдали? – Было непонятно, говорит ли она серьезно или подтрунивает над ним.
– Мое признание – приношение на алтарь вашего тщеславия.
– В жизни бы не подумала, что вы страдаете.
– Разумеется – ведь я прирожденный актер, как говорит ваш отец. Я был актером задолго до того, как стал Скарамушем. Поэтому я и смеялся – я часто смеюсь, когда мне больно. Вам нравилось быть надменной – и я, в свою очередь, играл надменность.
– Очень хорошо играли, – сказала она не задумываясь.
– Конечно, ведь я превосходный актер.
– А отчего же вы так внезапно изменились?
– В ответ на перемену в вас. Вы устали от роли жестокой красавицы – скучная роль, поверьте мне, к тому же недостойная вашего таланта. Если бы я был женщиной и обладал вашей красотой и грацией, Климена, я счел бы ниже своего достоинства использовать их как оружие нападения.
– Красота и грация! – повторила она, притворяясь удивленной. Однако тщеславная девчонка смягчилась. – Когда же вы их заметили, господин Скарамуш?
Он взглянул на нее, восхищаясь живой красотой и женственностью, которые с самого начала неудержимо влекли его.
– Однажды утром, когда вы с Леандром репетировали любовную сцену.
Климена опустила веки под пристальным взглядом Скарамуша, но от него не укрылось удивление, промелькнувшее в ее глазах.
– Ведь вы видели меня тогда в первый раз!
– До этого мне не представилась возможность заметить, как вы прелестны.
– И вы думаете, что я вам поверю? – спросила она, но так мягко, как никогда еще с ним не говорила.
– Значит, вы не поверите, если я признаюсь, что в тот день именно ваша красота решила мою судьбу? Ведь это из-за нее я вступил в труппу вашего отца.
Климена задохнулась. Куда девалась ее неприязнь к Андре-Луи?
– А зачем вы это сделали?
– Чтобы когда-нибудь предложить вам стать моей женой.
От изумления Климена остановилась, чтобы взглянуть Андре-Луи в лицо. Теперь в ее взгляде не было и тени застенчивости, глаза холодно сверкали, на щеках появился легкий румянец. Она заподозрила в его словах непростительную насмешку.
– А вы не теряете времени даром, не так ли?
– Да. Разве вы еще не заметили? Я поддаюсь внезапным порывам. Вы же видели, что я сделал из труппы Бине за каких-нибудь пару месяцев, – другой не добился бы и половины за целый год. Так почему же я должен быть медлительней в любви, чем в работе? Я сдерживался, вопреки своим чувствам, чтобы не напугать вас стремительностью. Видя ваше холодное безразличие, я вынужден был платить той же монетой, и это было тяжелее всего. Я ждал – о, как терпеливо! – когда вам надоест быть жестокой.
– Вы удивительный человек, – произнесла она без всякого выражения.
– Да, – согласился он. – Не будь у меня уверенности, что я не совсем обычен, я бы не смел ни на что надеяться.
Они машинально продолжили свой путь.
– Вы жалуетесь на мою стремительность, – сказал он, – однако заметьте, пока что я ничего вам не предложил.
– Как? – промолвила она, нахмурившись.
– Я просто поведал вам о своих надеждах. Я не так безрассуден, чтобы сразу же спрашивать, суждено ли им сбыться.
– Клянусь честью, вы поступили благоразумно, – резко ответила она.
– Не сомневаюсь в этом.
Климену так раздражало его самообладание, что остаток пути она проделала в молчании.
Случилось так, что, когда в тот вечер Климена собиралась уйти к себе после ужина, они с Андре-Луи оказались одни в комнате, которую господин Бине снял для своей труппы (как видите, дела труппы Бине шли в гору).
Климена встала, и Скарамуш тоже поднялся, чтобы зажечь ей свечу. Держа свечу в левой руке, правую она протянула ему. Белая округлая рука была обнажена до локтя.
– Спокойной ночи, Скарамуш, – сказала она так мягко и нежно, что он затаил дыхание и стоял, не сводя с нее сверкающих черных глаз, затем схватил кончики длинных тонких пальцев и, склонившись, прижался губами. Снова взглянул на Климену, женственность которой притягивала и манила. Ее лицо побледнело, на приоткрытых губах бродила странная улыбка, грудь под кружевной косынкой вздымалась.
Не выпуская руки Климены, Андре-Луи притянул ее к себе. Она не сопротивлялась. Он взял у нее из рук свечу и поставил на буфет, и в следующую секунду ее гибкое тело оказалось у него в объятиях. Он целовал Климену, шепча ее имя как молитву.
– А сейчас я жестока? – спросила она, тяжело дыша. Он ответил поцелуем. – Я была жестокой, потому что вы ничего не хотели замечать, – прошептала она.
И тут отворилась дверь, и вошел господин Бине, отцовский взор которого оскорбило неблагопристойное поведение родной дочери.
Он стоял разинув рот, а Климена и Андре-Луи оторвались друг от друга нарочито неспешно и с притворным спокойствием.
– Что это значит? – возмутился сбитый с толку господин Бине.
– А разве тут нужны объяснения? Разве они будут красноречивее того, что вы видели? Просто нам с Клименой пришло в голову пожениться.
– А разве не важно, что придет в голову мне?
– Конечно важно, но у вас слишком хороший вкус и доброе сердце, чтобы чинить нам препятствия.
– Вы считаете, что это само собой разумеется. Ну конечно – ведь у вас все само собой разумеется, это ваша манера. Так вот, моя дочь – это не само собой разумеется! У меня насчет нее вполне определенные планы. Вы вели себя недостойно, Скарамуш, вы обманули мое доверие. Я очень сердит на вас.
