Иван Любенко - Тайна персидского обоза
— Неужто с привидением за руку поздоровались? — насмешливо спросил Ардашев.
— Почти, — невозмутимо ответил доктор. — Я как раз находился в ее спальне и выписывал сигнатуру, как вдруг кто-то постучал в окно, и комната тотчас же наполнилась стоном, ужасным воем и каким-то непонятным свистом и уханьем. Я выглянул в окно — никого не было. А через минуту в жирандоли стали поочередно загораться свечи.
— Что значит — загораться? — теперь уже недоуменно осведомился присяжный поверенный.
— А вот так, Клим Пантелеевич. Ни с того ни сего вспыхивали по кругу, будто кто-то их зажигал, сами по себе. Запылали все, кроме одной. Как перед Истинным говорю, — перекрестился на образа Лисовский.
— Н-ну, допустим, — задумчиво протянул адвокат. — И чего же вы от меня хотите?
— Моя состоятельная пациентка хочет, чтобы именно вы взялись за выяснение причин появления этих чрезвычайно странных явлений.
— Это, скажу я вам, дорогой Викентий Станиславович, вы совсем не по адресу… У нас в городе имеется достаточно последователей госпожи Блаватской. Возьмите, к примеру, отставного штабс-ротмистра Порфирия Нифонтоновича Пустогородова. Совсем недавно он предсказал моей горничной новое удачное замужество в следующем, 1910 году. И с кем бы вы думали? С капитаном военного корабля! Мало того что ближайшее море от нас за четыреста верст, так еще и второй брак! А ведь, заметьте, Варвара еще в барышнях ходит! Какой уж тут второй брак? Но за услуги целковый взял, а потом полез к наивной девушке целоваться. Ну, она его по щекам и отхлестала… Бессовестный шарлатан, да и только! А ведь был когда-то офицером, служил в Нижегородском драгунском полку! — Адвокат взял со стола рюмку и маленькими глотками допил содержимое.
— Вот поэтому, Клим Пантелеевич, старушка и нуждается в вашей помощи. Гонорар она оплатит сполна. Вы не сомневайтесь! Она же внучка купца первой гильдии Федора Толобуева. Участь его так же грустна, как судьба всех остальных родственников. А вы разве ничего не знаете о проклятии ее рода?
— Нет.
— Впервые я услышал эту печальную историю от своего прадеда, служившего когда-то лекарем в Навагинском пехотном полку. Так вот он рассказывал, что не успела Елизавета Игнатьева появиться на свет, как при родах умерла ее мать и вскоре в бою погиб отец. Воспитывал ее рано овдовевший дед — известный в городе торговец. Судьба его так же печальна, как и участь всех остальных родственников, — впоследствии его убил собственный кучер. Его труп нашли в степи охотники. Как потом выяснилось, негоциант продал большую партию скота и возвращался с весьма крупной суммой. Возница, увидев, что хозяин спит, зарезал его и, прихватив денежки, скрылся. Злодея нашли через несколько лет аж в Нижнем Новгороде и приговорили к бессрочной каторге. Когда Елизавете исполнилось семнадцать, она вышла замуж за молодого офицера Андрея Загорского. От этого брака у них появилось трое детей. Но счастье, как вы знаете, субстанция скоротечная, и в 1853 году началась Крымская война. При обороне Севастополя ее мужа разнес в клочья снаряд с английского корабля. В том же году провалился под лед и утонул в пруду Бибердовой дачи ее младший сын Святослав. Через несколько лет ее дочь Ульяна обвенчалась с артистом Ярославского театра Шахманским, бывшим здесь на гастролях. У молодых родился сын. Только брак этот оказался недолговечным. Супруг был изрядный волокита, и однажды, узнав об измене мужа, Ульяна Андреевна отравилась синильной кислотой. Мальчишку отец отправил в Ставрополь, к теще. Теперь внук давно вырос и служит ныне коллежским секретарем в акцизном управлении. Возможно, вы его знаете — Шахманский Аркадий Викторович. Кстати, именно он предложил привлечь вас к расследованию… Но это еще не все. На рубеже столетий, в 1900 году, по нелепой случайности из жизни ушел последний сын Елизаветы Родионовны — конезаводчик Виссарион Андреевич Загорский. Он объезжал породистого жеребца, да не удержался в седле; со сломанным позвоночником бедняга не прожил и дня. Вот тогда-то у нее ноги и отказали.
— Скажите, доктор, а чем владеет госпожа Загорская?
— Насколько я знаю, у нее имеются два доходных дома, мельница на Ташле и маслобойня на Мамайке.
— А кто же следит за всем хозяйством?
— Мельницей и маслобойней управляет приказчик по фамилии Чаплыгин. Видел его несколько раз, и, признаться, он произвел на меня далеко не лучшее впечатление. Словом, прощелыга каких свет не видывал. Говорят, давным-давно его предок держал в Ставрополе первую гостиницу под вывеской «Европа», но потом разорился. А доходными домами она сама ведает. Старушка хоть и возраста преклонного, а разума чистого и светлого.
— А кто еще живет с ней?
— Внучка, внук и племянник мужа. Он, кстати, священника пригласил, чтобы выгнать из дома нечистую силу. Да только проку никакого: у батюшки во время молитвы кадило потухло, раздались стоны и свист такой, что кровь в жилах останавливалась. Неожиданно в жирандоли зажглись свечи. Святой отец со страху из дома выскочил, приговаривая, что где-то рядом затаился сатана. За ним входная дверь захлопнулась с такой силой, что оторвалась одна из петель. А потом ветер стих и начался ливень. В общем, страх господний…
— Ну, хорошо. Положим, я осмотрю дом. Когда госпожа Загорская намерена меня принять?
— В любое время, Клим Пантелеевич.
— Не сочтите за труд, Викентий Станиславович, передайте вашей пациентке, что я приду завтра в десять.
— Вот и договорились.
II
Лето в Ставрополе — лучшее время. Город благоухает ароматом спелых фруктов, а в садах разливается неподражаемая соловьиная трель. В кронах высоких тополей равномерно отсчитывает чей-то короткий век кукушка и на невидимой флейте высвистывает несложную мелодию иволга. Восточный степной ветер доносит терпкий запах чабреца, зверобоя и мяты.
По улицам, мощенным речным булыжником, важно следуют извозчичьи коляски с надувными шинами и сиденьями, обитыми малиновым бархатом. Их почти не слышно. Зато телеги, дроги и тарантасы издают беспорядочный и нестерпимый стук, к которому, правда, обыватель давно привык и просто его не замечает.
Жизнь сытого южного края течет лениво и благочинно. Торговцы холодным квасом, пирожками с зайчатиной, карамельными петушками и сахарными персиками предлагают прохожим товар и, не найдя отклика, вздыхают и сами им угощаются. Дремлющие в лавках приказчики вздрагивают от трели дверных колокольчиков и неторопливо занимают места у высоких деревянных прилавков.
А спадет жара — и зайдутся благозвучным перезвоном колокола на звоннице храма Казанской Божьей Матери, оповещая православных о скорой вечерней молитве. Неспешно потянется по домам простой и служивый люд с полными кульками сластей для ребятишек. Хозяйки достанут из холодных погребов «что бог послал» и, помолясь, сядут ужинать за общий семейный стол. Затеплятся в окнах желтыми пятнами фотогеновые лампы, и город медленно отойдет ко сну. Только заслышится где-то вдалеке трель нейзильберового полицейского свистка и лай разбуженной цепной собаки. Все как обычно. Тихо и чинно. И так день за днем — провинция…
