Альберто Васкес-Фигероа - Икар
Тихие озера.
Редкие рыбы.
Свирепые пираньи.
Любопытные водяные псы,[49] наблюдающие за тем, что происходит вокруг, наполовину высунув морды из воды.
Белые цапли.
Красные ибисы.
Черные утки.
И удушливая жара.
Они поднимались в небо рано утром и летали до тех пор, пока тучи, дождь или дрожание мотора, который с каждой минутой, казалось, все больше и больше выбивался из сил, не вынуждали их совершить посадку.
Потом два, три дня, а то и неделю они не могли взлететь из-за грязи.
Впору было впасть в отчаяние.
Ничего нельзя было поделать.
Джимми Эйнджел и Дик Карри совершили грубую ошибку, прибыв в эти далекие края в середине июня — в такое время, которое, что любопытно, здесь называли «зимой», в самый ее разгар, когда температуры были очень высокими и постоянно лили дожди, что вызывало густое и постоянное испарение.
Но они не могли ждать до сентября.
Их время заканчивалось.
А с ним — и деньги.
Пару раз они наведывались в Сьюдад-Боливар, чтобы заправиться и закупить провизию, однако за месяц не смогли обследовать и десятой части территории, на которой, по словам шотландца, должна была располагаться Священная гора.
Вода, тучи, пар…
И уставший мотор.
Они часами сидели под крылом «Цыганского клеща», на которое обычно набрасывали окончательно заплесневевший брезент, и старались подавить в себе горькое чувство разочарования, которое день ото дня овладевало их душами, с каждым разом все больше сознавая неизбежность поражения.
И, как нарочно, после того, как целый день висели тучи и беспрерывно лил дождь, в полночь небо представало взору идеально чистым, позволяя предельно ясно разглядеть кратеры Луны, находившейся на расстоянии тысяч километров.
— У нас осталась неделя.
— Знаю.
— И что собираешься делать?
— А что я могу? Аппарат еле тянет — ясно, что он не выдержит обратной дороги. Я тут подумал, что мы могли бы оставить его в Сьюдад-Боливаре, вернуться на корабле, а дальше пытаться вновь, захватив с собой ось, пропеллер и шасси.
— Думаешь, стоит? Бедняга разваливается на куски.
— Видел бы ты «Бристоль», на котором я приземлился там, наверху! — воскликнул пилот. — Этот — просто «кадиллак» последней модели против старого «форда». — Джимми Эйнджел с любовью похлопал по колесу, к которому он привалился плечом. — Я знаю, что могу его починить и он полетает еще пару лет, только мне нужны запчасти.
— Но ведь у нас нет денег.
— Подумаешь, новость! — Он кивнул в сторону далеких тепуев, маячивших на юге. — За всю жизнь у меня один-единственный раз появились деньги: это было, когда я приземлился вон там, — однако после аварий и краха биржи они испарились. Тем не менее нефтяные компании все время ищут летчиков для перевозки нитроглицерина, а эта работа хорошо оплачивается. За год я собрал бы нужную сумму.
— А что сказала бы Вирджиния? Ведь она всегда возражала против этой работы. Это слишком опасно.
— Вирджиния?… — удивился его собеседник. — Сразу видно, что ты знаешь ее не так хорошо, как говоришь. Во вторник она подаст на развод, а поскольку погода не изменится, мы так и будем сидеть здесь, увязнув в грязи. — Он глубоко вздохнул. — Я не строю иллюзий: мой брак дал течь, лучше и не скажешь. Боюсь, все кончено.
— Жалеешь об этом?
— Это же неудача, не так ли? А неудачи не нравятся никому. Я женился в уверенности, что мы будем вместе, «пока смерть не разлучит нас», и, видит Бог, я пытался. Однако мне следовало прежде подумать о том, что моя жизнь — это в первую очередь возможность летать и что рано или поздно ей надоест, что муж все время витает в облаках. Какая женщина выдержит это постоянное напряжение: то ли я вернусь к ужину, то ли ей принесут кусок обугленной плоти?
— Вовсе не обязательно, чтобы это случилось. Ты двадцать лет занимаешься своим делом — и до сих пор жив.
— Да, конечно! Залатанный, но живой. Тем не менее Вирджиния не может забыть, что из шести пилотов, входивших в состав нашей акробатической труппы, когда она со мной познакомилась, я единственный, чьи кости еще не лежат в земле. А я ее люблю и поэтому считаю, что несправедливо причинять ей страдания и дальше.
— А ты не думал о том, чтобы завязать с полетами?
— Раньше — да, думал! — воскликнул Король Неба. — Несколько месяцев назад мне пришла в голову мысль о том, что брак важнее моей работы, но сейчас я знаю, что не остановлюсь до тех пор, пока не вернусь на вершину той горы. А значит, так или иначе буду продолжать делать жену несчастной. Я считаю, что она этого не заслуживает.
А дождь все шел.
Он лил и лил, несильно, но без перерыва, монотонно и настойчиво, как обычно бывает в тропиках, где время, казалось, останавливается и всякая деятельность прекращается в ожидании того, что воде наскучит надоедать миру своим заунывным пением.
Однажды утром они обнаружили, что у них появилась компания.
Десятка три обнаженных туземцев, вооруженных луками и острыми стрелами, расселись вокруг самолета. Они глядели на него, не приближаясь, не делали при этом ни одного движения и не произносили ни слова.
Можно было принять их за живые изваяния или часть пейзажа. Они выказали полное равнодушие к присутствию белых людей. Их внимание было полностью приковано к диковинной «птице»: возможно, они не раз замечали, как она кружила в небе над их территорией.
В свою очередь, Джимми Эйнджел и Дик Карри, лежа в гамаках в полуметре от земли, не сводили взгляда с визитеров, не зная, как поступить. Наполовину скрытые завесой дождя, которая стекала с брезента, натянутого от края крыла до хвоста самолета, они затаились в этом крошечном — не повернуться — подобии палатки.
— Что будем делать? — заволновался автогонщик под впечатлением от воинственного вида невозмутимых индейцев.
— А что, по-твоему, мы должны делать? Ничего.
— Почему бы тебе с ними не поговорить?
— И что, по-твоему, я им скажу? Они наверняка не понимают ни слова по-испански, а я не имею представления, из какого они племени. С одинаковой долей вероятности они могут оказаться как мирными пемонами, так и людоедами вайка или таинственными гуаарибами, которые обитают в самой глубине гор.
— Людоеды вайка? — ужаснулся тот. — Каннибалы?
— Откуда я знаю? Сиди тихо, может, им наскучит. Ясно, что их интересует самолет.
— И как скоро им наскучит?
— Не имею представления.
В середине дня индейцы продолжали сидеть на том же месте и практически в той же позе, и Дик Карри не мог скрыть своего беспокойства.
— Но что это с ними такое? — спросил он. — Что их так заинтересовало?
