Прыжок леопарда - Виктор Васильевич Бушмин
Сквозь старое стрельчатое витражное стекло, коими был довольно-таки редко (все-таки строили его, прежде всего для защиты, а уж потом для жизни) украшен дворец, окружающая действительность принимала удивительные и подчас причудливые тона.
Рыцарь едва заметно улыбнулся, вынул меч из ножен, положил его на колени и, скрестив руки на груди, стал вспоминать всю цепь удивительных событий, нахлынувших на него.
Всего лишь пару месяцев назад он и подумать не мог, не мог даже помыслить в своих самых удивительных мечтаниях, что вот так будет сидеть возле опочивальни самого короля Франции. В своей тихой, серой и, казалось, беспросветной глухомани он мог, разве что, поучаствовать в парочке каких-нибудь захудалых турниров, ну еще охоты, ну стрельба из арбалета по разжиревшим мельничным голубям, таким огромным, словно порядочные тетерева.
А тут! Сразу! Он даже и понять не успел, как судьба, резко схватив его за шиворот, буквально вбросила в самую, что ни на есть, круговерть событий, познакомила с такой уймой людей, что у него даже голова пошла кругом…
Принц Филипп – будущий наследник престола Франции…
Его светлость молодой Гильом Клитон – шурин самого короля и, как шепчутся придворные, самый реальнейший претендент на корону Англии, ведь он, как ни крути, внук покойного Гильома Завоевателя по ветви старшего сына.
Могущественный аббат Сугерий… – юноша почувствовал, как по его спине и затылку пробегают мурашки.
Король Людовик,… а ведь о нем говорили, что он зазнался и стал таким важным, что, рассказывали о том, (врали – усмехнулся Филипп) как он пренебрежительно относится к своим вассалам, почитая только монахов… Глупости! Его величество самый что ни на есть добрый, справедливый и чуткий монарх. Недаром же он так часто вспоминал об отце (де Леви снова улыбнулся, вспомнив своего родителя), причем всегда только в восхитительных выражениях…
Констанс… тут Филипп тряхнул головой, отгоняя от себя ересь. Какая, господи, Констанс! Она же принцесса крови! Ее участь решена, наверное, с момента рождения…
Но образ прелестной, юной и белокурой, словно ангел во плоти, девушки почему-то, как Филипп ни старался, не выходил у него из головы.
А, чем черт не шутит… – задорно подумал он и перекрестился, помянув имя лукавого. Хотя… почему это сам король так говорил о нем и своей дочери?..
Голова закружилась от хоровода мыслей и мечтаний, перевернув все вверх дном в душе рыцаря.
Даже матушка мне рассказывала, что свою незаконнорожденную дочь Изабель король выдал за сына одного из своих самых вернейших и преданнейших воинов – де Шомона! А мой отец, да и я, чем хуже? Как говаривали старый воины батюшки, именно мой отец вынес на руках тело отважного де Шомона из той жуткой мясорубки под Бремюлем…
А уж что значит благоволение к моему роду со стороны самого короля Англии! Ведь до сих пор у меня в замке, в шкатулке, лежит открытая дорожная и охранная грамота, подписанная самим Генрихом Английским! Он, кстати, готов пожаловать любому, кто предъявит ее, богатые поместья на туманных берегах…
Шум, раздавшийся в дальнем конце коридора, отвлек юношу от его сладостных мыслей. Рыцарь посмотрел на суматоху, возникшую, словно по мановению волшебной палочки. Слуги и стражники, вперемежку с чиновниками и монахами, словно улей, встревоженный медведем, носились и о чем-то возбужденно гудели.
Значит, это Сугерий идет… – подумал юноша, – скорее всего…
Он встал, расправил складки своего длинного плаща и сюркота, надел кольчужный капюшон на голову (свой шлем, он оставил оруженосцу еще на входе во дворец, когда узнал, что будет сопровождать и охранять короля), взял в руки меч и молча положил его на правое плечо.
Из сумрака коридора показалась хилая фигурка аббата, семенящего по направлению к покоям Людовика. Филипп всунул меч в ножны, постучал в дверь, тихо приоткрыл ее и крикнул:
– Сир! Монсеньор Сугерий идет!..
– Ну и голос у тебя, юноша!.. – раздался смеющийся голос короля. – Ей Богу, как Иерихонская труба! Помнится, последний раз, вот так же громко, созывал на поле брани своих людей отважный и благородный де Шомон, мир праху его… Можешь пропустить монсеньора аббата.
Сугерий подошел к дверям, приподнял голову вверх и пристально посмотрел на юного рыцаря, застывшего возле входа в опочивальню короля.
– Прямо паладин… – он коротко закивал головой, словно соглашаясь со своими же словами. – Любо дорого глядеть. Небось, бесёнок, уже успел вскружить головы паре-тройке дам, залюбовавшихся твоими выходками на турнире, а?!
– Еще не знаю, монсеньор… – пожал плечами рыцарь.
– Ничего-ничего, к вечерку, глядишь, и узнаешь! – хитро подмигнул ему аббат. – Как получишь записочки, а от них духами так и… – Сугерий сделал жест пальцами возле носа, изображая восхитительный аромат. – Только сразу-то не беги, надень-ка, на всякий случай тонкую кольчужку под гамбезон, да пару кинжалов не забудь.
– Это еще зачем? – удивленно посмотрел на него Филипп.
– Это, мой юный и недалекий друг, – весело засмеялся Сугерий, – ежели их мужья артачиться начнут! Прости меня, но мы еще не пали на самое дно ада, так что мужьям порой не нравится делить лоно своей супруги с разными там ухарями! – он снова подмигнул ему. – Как его величество?
– Слава Господу… – Филипп не успел толком ответить, как Сугерий уже шмыгнул за дверь, плотно прикрыв ее за собой.
Рыцарь встал спиной к дверям, но снова услышал легкий скрип петель, обернулся и увидел аббата, который коротко кивнул ему и тихо произнес:
– Мы более не смеем задерживать вас, мессир. Ступайте к себе и отдохните как следует. Сегодня, видит Бог, вы заслужили славную гулянку…
– Но, монсеньор, а как же караул возле дверей?.. – растерянно ответил рыцарь, крепко сжимая рукоять меча.
– Мой юный де Леви, – Сугерий мило улыбнулся, – мы, к счастью, у себя дома, в Париже. Нам бояться некого. Идите, отдыхайте… – он протянул рыцарю увесистый кожаный кисель, украшенный вышитыми серебром лилиями. – Прошу принять, – он перехватил растерянный и возмущенный взгляд юноши, – его величество приказал. Надеюсь, – аббат пристально взглянул ему в лицо, – у вас нет желания противиться воле сюзерена?..
– Нет-нет… – пролепетал Филипп, принимая кошель.
– Вот, и, слава Богу… – Сугерий перекрестил его на прощание. – Отдыхайте. Ваше копье отныне должно быть в крепких руках. Считайте это повелением короля.
Филипп еще раз поклонился и поспешил домой. Сбежав по ступеням дворца, он свистнул и махнул рукой, приказывая конюшим подать ему его декстриера. На удивление, конь уже был вычищен и покормлен, а кое-какие разрывы сбруи, полученные во время турнирных схваток, уже тщательно починены. Не успел он покинуть остров Сите, как снова оказался в огромной людской толчее, не
