Андрей Степаненко - Великий мертвый
— А как я обниму любимую?
Шикотенкатль растерянно мотнул головой.
— Я теперь кто? Мужчина? — произнес Иш-Койотль. — Или меня будут кормить старухи? До конца дней…
Внутри у Шикотенкатля все оборвалось. Он мог предположить, что парламентера убьют. Или принесут в жертву. Но только не это…
— Помоги мне, Шикотенкатль, — попросил друг и вдруг болезненно рассмеялся. — Мне даже петлю сделать нечем.
И тогда Шикотенкатль закричал еще раз — горько и страшно. Размазывая руками слезы, кинулся к шалашу, выдернул скрепляющую кровлю веревку и стремительно вернулся назад. Стараясь не разрыдаться, перекинул веревку через толстую ветку старого дерева, бережно, под руку подвел друга к петле.
— Прости меня, Иш-Койотль.
— Помоги мне, Шикотенкатль, — вместо ответа пробормотал друг и вытянул шею, сколько мог.
* * *Спустя минуту, когда друг уже полетел на север, в страну предков, к сидящему под деревом Шикотенкатлю подошли.
— Сынок…
Военный вождь тлашкальцев поднял голову.
— Чичимека отложился, и вместе с ним ушли домой еще четыре недовольных тобою вождя, — тихо произнес отец. — Пора просить помощи у Мотекусомы. Своими силами нам уже не справиться.
И тогда Шикотенкатль — вопреки всем запретам — заплакал. Потому что сегодня пошел бы на союз даже с Мотекусомой — лишь бы отомстить. И потому что сам же… буквально вчера… с позором выставил отборные отряды Орлов и Ягуаров назад, в Мешико.
* * *Мотекусому лишали титула по всем правилам. Сначала осмелевший Змеиный совет внимательно рассмотрел все обстоятельства дела и — с перевесом в один голос — дал свое одобрение на детальное расследование преступлений своего правителя, и только затем Тлатокан, опираясь на полученное разрешение, начал предъявлять обвинения — одно за другим.
— Ты, Мотекусома Шокойо-цин, виновен в том, что солгал Тлатокану.
— Это так, — кивнул Мотекусома.
— Ты, Мотекусома Шокойо-цин, виновен в тайных сношениях с приморскими врагами Союза.
— Это так, — признал Тлатоани.
— Ты, Мотекусома Шокойо-цин, виновен в попытке оказать помощь нашим самым заклятым врагам — Тлашкале.
— Да, я это сделал.
Верховный судья повернулся к остальным членам Тлатокана.
— Он признал все три обвинения. Что вы решите?
— Сместить, — решительно произнес Какама-цин, племянник Мотекусомы и правитель Тескоко.
— Сместить, — отвел глаза в сторону Тетлепан-кецаль-цин, племянник Мотекусомы и правитель Тлакопана.
— Сместить, — глухо проронил Иц-Кау-цин, военный правитель Тлателолько и Повелитель дротиков.
И тогда Мотекусома поднял глаза. Оставался лишь один, кроме него самого, член Тлатокана — его главная жена Сиу-Коатль. И она молчала.
Мотекусома вдруг вспомнил свое последнее откровение — там, в Черном доме, во время путешествия по слоям всего мироздания. Он усмехнулся; боги прямо сказали, что главным виновником его падения будет женщина, очень родовитая женщина…
— Сместить, — поджала губы жена.
* * *Все понимали, насколько сложной будет процедура передачи власти. Ибо тому, кто станет новым Тлатоани, придется либо брать от каждого племени новую жену, — как залог будущих братских отношений, либо, если свободных дочерей у главного вождя не будет, добиваться развода нужной женщины с Мотекусомой и брать в жены ее. Но иного выхода никто не видел.
А спустя час, когда Тлатокан, в присутствии лишенного голоса, но обязанного оставаться вплоть до завершения Мотекусомы, горячо обсуждал кандидатуру нового правителя, из Тлашкалы прибежал военный гонец.
— Впустить, — распорядился Верховный судья.
Мокрый, разгоряченный бегом гонец вошел и, по обычаю не глядя в глаза Мотекусоме, протянул пакет.
— Я возьму? — спросил разрешения бывший Тлатоани. — Или кто-то из вас возьмет?
— Возьми ты, — разрешил Верховный судья и на всякий случай отодвинулся.
Объяснять гонцу, что происходит, было некогда, а право убить всякого, кто посягнет на военную почту Великого Тлатоани, он имел.
Мотекусома принял почту, вытащил послание из футляра, развернул, и его обдало могильным холодом.
— Тлашкала пала, — мгновенно севшим голосом произнес он.
— Что?! — не поверили своим ушам члены совета.
— Но это еще не все, — поджал губы Мотекусома. — Их вожди хотят отдать своих дочерей вождям четвероногих.
Члены совета потрясенно замерли. Они знали: если это произойдет, все тлашкальские племена станут военными союзниками кастилан.
* * *Кортес встречал послов, как всегда, — сидя на небольшом индейском барабане, и сначала к нему пришли добравшиеся первыми вожди окрестных сел. Подойдя прежде всего к переводчице и выразив ей глубокое почтение, они многословно объяснили, что, будучи окружены вечным обманом со стороны Мотекусомы и прочих недостойных людей, наивно и преступно не могли поверить в добрые намерения отважного мужа высокородной Малиналли.
Кортес чертыхнулся; это ему уже стало надоедать.
— Марина! — оборвал он переводчицу на полуслове, — что, черт подери, происходит?! Почем они все время сначала идут к тебе, а уж потом — ко мне?!
— Здесь много моей родни, — быстро перевел Агиляр. — А больше ничего не происходит.
Кортес хотел вспылить, но глянул в округлившиеся маслины девчоночьих глаз и рассмеялся.
— Ладно! Бог с тобой! Лишь бы дело шло.
А едва щедро одаренные синими стеклянными бусами вожди откланялись, ему доложили, что идут послы Мотекусомы.
— Как?! — не поверил Кортес. — Ты не ошибся? Не Тлашкалы?
— Нет, — замотал головой запыхавшийся дозорный. — У Тлашкалы знак — белый орел, да, и больно уж эти послы богато одеты… не чета тлашкальцам.
У Кортеса перехватило дыхание.
— Приглашай.
Он готовился к этой встрече несколько месяцев, а все еще не был готов. Настолько не готов, что когда послы подошли, невольно вскочил с барабана и буквально заставил себя сесть и принять расслабленную и по возможности царственную позу.
Они и впрямь были одеты роскошно. Невиданных расцветок и немыслимо скроенная одежда красиво переливалась при каждом движении, волосы были напомажены и скручены в замысловатые прически, и уж держались они, что папские легаты.
— Позволь вручить тебе, Элнан Колтес, подарки Великого Тлатоани, — сразу же после ритуального приветствия перевели Марина и Агиляр.
— Они знают мое имя? — оторопел Кортес.
Никто из индейцев никогда не называл его полным именем, — или кличка «теулес», что означало то ли «дух», то ли «бог», или «вождь кастилан», а чаще всего, «Малинче» — муж Марины.
