Генри Хаггард - Люди тумана
Теперь началось для них самое страшное испытание, продолжавшееся около пяти недель.
Приближалась весна, время таяния снега. В этой холодной, туманной стране от более или менее раннего или позднего наступления теплой погоды зависела жатва. Стоило только весне запоздать на несколько недель, и жителям грозил голод. Праздник Джаля и устраивался для того, чтобы обеспечить раннее наступление весны и хорошую жатву. Хуанна и Оттер уничтожили отвратительные церемонии праздника, и народ тумана, возбуждаемый жрецами, мрачно следил за результатами нового закона. Если погода улучшится, тогда хорошо, но если она ухудшится, тогда…
Леонард и Хуанна с беспокойством следили за погодой, но не было ничего утешительного: каждое утро густой туман висел над землей, а ночью дул холодный ветер.
Озлобление жителей выражалось в их отношении к спутникам Хуанны, становясь все более резким; они уже совсем не осмеливались выходить из своих помещений. К Хуанне и Оттеру пока еще относились с почтением.
Это была ужасная жизнь. Они ничего не могли делать, им нечего было читать. Большую часть дня Леонард и Хуанна проводили в разговорах на языке народа тумана с целью практики. Когда тема разговоров истощалась, они рассказывали друг другу о различных событиях своей прошлой жизни или даже сочиняли сказки, как дети или пленники. Да и на самом деле они были пленниками, которым грозила смерть.
Они хорошо узнали друг друга за эти пять недель, но ни одного нежного слова не было произнесено ими. Леонард не забывал, что Хуанна вверена его попечению покойным отцом ее, и тщательно скрывал от нее свои чувства.
Хуже всего чувствовала себя Соа. Она видела, что Хуанна больше не доверяет ей. День за днем она со все возраставшей ревностью наблюдала за Леонардом.
Оттер тоже считал, что час смерти для всех близок, но не особенно беспокоился. Наоборот, несмотря на увещевания Леонарда, он стал частенько прикладываться к сосуду с пивом. Когда Леонард предостерегал его, карлик отвечал сердито:
— Сегодня я — бог, баас, а завтра могу быть падалью! Пока я бог, дай мне пить и веселиться. Всю мою жизнь женщины проклинали меня за мое безобразие, а теперь моя жена считает меня великим и прекрасным. К чему же горевать? Скоро и так наступит конец. Нам уже точит нож для наших сердец. Пойдем, баас, со мной и будем веселиться, если только Ака позволит!
— Ты принимаешь меня за такую же свинью, как ты сам! — сказал сердито Леонард. — Хорошо, делай как хочешь, но берегись пива и вина. Теперь ты стал говорить на их языке, а когда пьян, то становишься болтлив. Сага — внучка Нама, и ты одурел от нее. Будь осторожен, а то ты будешь виноват в смерти всех нас!
— Это все равно случится, баас, так будем же пока смеяться, — мрачно возразил Оттер. — Неужели же я должен сидеть здесь, ничего не делая, до тех пор, пока не умру?
Леонард, пожав плечами, ушел. Он не мог порицать карлика, смотревшего на вещи с точки зрения дикарей.
В течение первой недели поселенцы, испуганные участью двух своих товарищей, не отваживались выходить за ворота дворца, но мало-помалу им наскучило однообразие жизни, и они приняли приглашение нескольких туземцев и без позволения Леонарда вышли на улицу. Вернулись они в свое помещение ночью пьяные, и двоих не оказалось между ними. Когда они протрезвели, Леонард стал расспрашивать их об участи пропавших товарищей, но они не могли ничего толком ему объяснить. Два пропавших поселенца так и не вернулись, а товарищи их на этот раз уже не принимали приглашений туземцев. Но все эти предосторожности не привели ни к чему. Вскоре ночью пропали неизвестно куда еще три человека, исчезли сквозь запертые и охраняемые двери. На том месте, где они спали, лежали их ружья и вещи, но сами они исчезли без следа. Олфан, узнав об этом, крайне встревожился и заметил, что во дворце есть тайные ходы, известные одним только жрецам. Возможно, что людей утащили этим путем.
XXIV. Последний из поселенцев
В день исчезновения трех поселенцев Нам пришел «воздать честь богам», что он делал еженедельно, и Леонард, успевший уже достаточно освоиться с местным языком, спросил у него, куда девались пропавшие слуги.
Жрец со свирепой улыбкой ответил, что боги, конечно, знают, куда девались их собственные слуги, и что, вероятно, они нашли нужным устранить их.
Затем, обратившись к Хуанне, он спросил, когда матери будет угодно войти в соглашение со Змеем, чтобы солнце светило и можно было сеять; народ ропщет, опасаясь голода.
Конечно, Хуанна не могла дать удовлетворительного ответа на этот вопрос.
Поселенцев на ночь разместили в другое место. Несколько ночей они провели спокойно, но на третью ночь двое из них были похищены прежним таинственным образом. Один из оставшихся поселенцев клялся, что, проснувшись ночью, он увидел, как в их комнате раскрылся пол и из образовавшегося отверстия просунулись чьи-то длинные руки, схватившие одного из его товарищей. Леонард внимательно осмотрел каменный пол комнаты, в которой спали поселенцы, но ничего не обнаружил. После этого ни один из них, за исключением Оттера, не обращавшего ни на что внимания, не мог спать, опасаясь, чтоб его не утащили в темноте невидимые враги. Леонард и Франциско поочередно охраняли сон друг друга, лежа у дверей в комнату Хуанны. Что касается поселенцев, то невозможно описать охвативший их ужас. Горько упрекали они Леонарда, заведшего их в эту дьявольскую землю, и проклинали тот час, когда они впервые увидели его лицо. «Гораздо лучше было бы, — говорили они, — оставаться в руках Желтого Дьявола, так как это был все же человек, а здесь живут колдуны, злые духи в человеческом образе».
Вожак поселенцев, Питер, которого они все любили, сошел с ума от ужаса и бегал взад и вперед по дворцу, выкрикивая проклятия Леонарду и Хуанне. Бывшие во дворе солдаты и женщины с любопытством наблюдали за ним. Так продолжалось несколько часов, товарищи его не хотели вмешиваться, думая, что он одержим духом. В конце концов несчастный покончил с собой. Напрасно Леонард просил остальных воздерживаться от спиртных напитков и быть всегда настороже — они не послушались его совета и один за другим исчезли таинственным образом.
Никогда Леонард не мог забыть чувства, овладевшего им, когда на пятый день их заключения, войдя утром в комнату поселенцев, он нашел помещение пустым. На полу лежали два одеяла и заботливо положенные неизвестной рукой крест-накрест два жреческих ножа. Оцепенев от ужаса, Леонард вернулся в комнату.
— Что такое? — спросила Хуанна, уже вставшая. Глаза молодой девушки выражали ужас, губы ее дрожали.
